Дипломатия наемника
Шрифт:
— А как же ребенок? Все-таки, она мать.
— А что ребенок? — хмыкнул барон. — Пока Вильфрид был маленьким, то приглядывала за ним, няньки каждую ночь пугались. Вырос, стала навещать реже.
— В каком смысле приглядывала? — не понял я.
Габриэль посмотрел на меня как на несмышленыша и пояснил:
— Приходила, присматривала. Если что-то не нравилось — наказывала нянек. Она же Мертвая Женщина, что ей стоит сбегать к своему ребенку? Так что, пусть она и ушла, но о сыне всегда беспокоилась. Помнишь, как Вильфрид на твою родину убежал?
Еще бы я не помнил. Я, как раз, скучал,
— И что Онивия? — полюбопытствовал я.
— Она как раз шум и подняла. Явилась в замок, чтобы навестить мальчика, а его нет. Искала. Сказала, что следы ведут по ту сторону гор. Самой ей к вам не пройти, зато мы можем.
— А бывшего наемника Артакса не она посоветовала взять на поиски?
— Юджин, не обольщайся, — усмехнулся маг. — Ты, конечно, личность известная, но для народа олкенов ты неинтересен.
— Еще вопрос, — не удержался я. — Понимаю, что герцог не смог или не захотел ехать сам. Но отчего бы ему было не отправить Вильфрида? Если тайная правительница его мать, то разве она откажет своему сыну?
Габриэль вздохнул еще тяжелее, но все-таки ответил:
— Знаешь, это очень болезненная тема. Все дело в том, что Вильфрид считает свою мать предательницей. Сама Онивия присматривала за сыном, но он-то ее ни разу не видел. Деметрий уже заводил с мальчиком разговор, но тот наотрез отказался ехать.
Что ж, правдоподобно. За исключением того, что молодая женщина, ставшая женой герцога, вдруг решила вернуться домой. Неужели ее так прельщала возможность стать какой-то там Мертвой Женщиной, пусть и верховной правительницей? Нет, барон прав. За всем этим кроется еще что-то.
Мы доели похлебку, маг прикончил остатки своего вина и принялся закапывать пустые бутылки. Пора седлать коней и двигаться дальше. Но я все-таки не утерпел, спросил:
— Жена герцога объявлена мертвой, так почему же ему не сосватали новую жену?
— Мертвой она объявлена для народа. А те, кому нужно, знает правду. И кто захочет выйти замуж за человека, жена которого стала правительница олкенов? А Олиния, пока была рядом с мужем, была очень ревнивой особой! Возможно, что она вред причинить не сможет, но рисковать никому не хочется.
Глава восемнадцатая
Муки мага
Дорога у нас заняла две с лишним недели. За это время мы с бароном успели съесть половину наших запасов и скормить лошадям почти весь овес. В принципе, из расчетов не выбились, на обратную дорогу останется. Даже если все закончится, то как-нибудь да вернемся. Но вот сама дорога меня достала. Плохо, когда взгляду не за что зацепиться — унылая равнина, холмы. Тоже, довольно-таки унылые. Скучновато. А еще мой спутник из доброжелательного и добродушного человека превратился в склочного и ворчливого субъекта, огрызающегося на любое мое слово. Но я могу и помолчать, чтобы не провоцировать скандал, хуже другое — фон Скилур иной раз не хотел идти за водой, собирать хворост для костра или не желал вставать на рассвете. Я уж не говорю
А я, удивляясь собственному благодушию, за все это время не то, что не убил господина мага, а даже ни разу его не ударил. А так хотелось! Я уговаривал Габриэля трудиться, вставать до рассвета и все такое прочее.
Не скрою — несколько раз ладонь уже сжималась в кулак, а колено сгибалось, чтобы дать хорошего пинка под зад близкому родственнику моего правителя, но каждый раз останавливался каким-то чудом. Представлял себе, что рядом со мной не барон, которому не то семьдесят лет, не то все сто, а хамоватый и избалованный подросток. Но подростку-то лишняя оплеуха не повредит, а для старика она может стать фатальной. И кулак разжимался, и нога возвращалась в исходную позицию.
Я даже Гневке не разрешал провести с бароном-магом воспитательную работу. Гнедой пару раз хотел наподдать барону копытом, но я его уговаривал этого не делать.
Не знаю, почему я стал таким терпеливым? Вряд ли из уважения к родственнику Его Высочества. И не из жалости к закоренелому пьянице, лишенному выпивки. Не исключено, что мне было жалко барона, который отчего-то по ночам не просто ворочался, а кричал и стонал. Верно, снилось что-то плохое. Я сам просыпался от этих криков, а потом будил Его милость, получая вместо благодарности недовольное ворчание.
Но все-таки, я гордился тем, что сумел удерживать себя в рамках приличий. Может, сказывалось влияние этих мест? Ведь не случайно же в этих краях живет самый миролюбивый народ на свете. Впрочем, самого народа олкенов я пока не встретил и судить могу только со слов герцога и господина мага. Не то, чтобы я им не верил — допрежь они меня не обманывали, но, как правило, стараюсь проверять чужие слова собственным опытом. Но если на меня напало миролюбие, то почему барон так раздражен? Неужели отсутствие спиртного так пагубно влияет на характер? Не может такого быть. Я ведь и сам некогда злоупотреблял, но перенес расставание с молочком от бешеной коровушки достаточно легко. Так что творится с бароном? Пытаюсь понять, но не могу.
Главное, сдержаться, потому что сегодня барон превзошел самого себя. Начал скулить с самого утра, а нынче уже обед.
— Граф, я устал и от вас, и от нашего бестолкового путешествия, — решительно заявил Габриэль, вытирая пот, заливавший лоб. — А бестолковое оно из-за вас. Вы — редкостный зануда. Мы могли бы взять с собой несколько телег, и слуг. Мы могли бы чаще отдыхать и питаться более разнообразно, чтобы не давиться каждый день вашей гнусной похлебкой. А пить могли бы более вкусные напитки, нежели ваш кипяток!
Помню-помню я его слугу, который взял в долгое путешествие жареных кур и яйца. Но барон об этом уже забыл. Равно как и то, что его слуга оказался могущественным магом из стана противника. И голый кипяток мы пьем не каждый день. Вон, я по утрам пытаюсь поить барона кавой, а он упрямится, говоря, что таким пойлом не угощают даже смертников.
— А кто вас заставляет есть мою похлебку? — улыбнулся я дедушке герцога самой своей милой улыбкой. — Как говорил мне когда-то наставник — ешь, да не блей. А коли блеешь, то не ешь.