Дипломатия России. Опыт Первой мировой войны

Чернявский Станислав

Наиболее драматично ситуация складывалась в Берлине.

Князь Феликс Юсупов, находившийся в это время с родителями в Германии, так описывает предвоенную ситуацию: «В Берлине царил хаос. Суматоха была в отеле «Континенталь», где мы остановились. На другой день в восемь часов утра нас разбудила полиция. Пришли арестовать меня, нашего врача, отцова секретаря и всю мужскую прислугу. Отец тотчас позвонил в посольство, но ему отвечали, что все очень заняты и приехать к нам никто не может.

Тем временем арестованных поместили в гостиничный номер, рассчитанный от силы человек на пятнадцать. Набралось нас, однако, с полсотни. Час за часом стояли мы, не имея возможности двигаться.

Наконец нас отвели в комиссариат. Посмотрели наши бумаги, назвали нас «русскими свиньями» и объявили, что упекут в тюрьму всякого, кто через шесть часов не покинет Берлина. Только к пяти смог я вернуться в гостиницу и успокоить отца с матерью. Думали они, что меня им уже не видать. Надо было решать немедленно. Ирина позвонила по телефону кузине, кронпринцессе Цецилии. Та обещала переговорить с кайзером и тут же дать ответ. Отец в свой черед пошел посоветоваться с русским послом Свербеевым. «Увы, моя миссия тут закончена, – сказал посол, – и не знаю теперь, чем вам помочь. Все же приходите вечером».

Времени не оставалось. Арестовать нас могли с минуту на минуту. Отец бросился к испанскому посланнику. Тот объявил, что не даст в обиду русских в Германии, и обещал прислать к нам своего секретаря.

Тем временем позвонила кронпринцесса и сказала, что ей очень жаль, но помочь она не в силах. Собиралась заехать к нам, но предупредила, что кайзер отныне считает нас военнопленными и через адъютанта пришлет нам на подпись бумагу о нашем местопребывании: гарантирован нам выбор из трех вариантов и корректное обращение. Подоспел испанский секретарь. Не успели мы объяснить ему всего дела, как явился кайзеров адъютант. Он торжественно вынул из портфеля лист бумаги с красною восковою печатью и протянул нам. Текст бумаги гласил, что мы обещаем «не вмешиваться в политику и остаться в Германии навсегда». Мы оторопели! С матушкой случился нервный припадок. Она сказала, что сама пойдет к императору. Я показал нелепую бумагу испанцу.

– Как можно требовать подписать подобную чушь? – вскричал он, прочитав. – Нет, тут явно какая-то ошибка. Наверно, не «навсегда», а «на время военных действий».

Наскоро посовещавшись, мы вернули бумагу немцу, попросив подтвердить правильность текста и привезти документ завтра в одиннадцать. Отец снова поехал к Свербееву в сопровождении испанского дипломата. Наконец условились, что испанец потребует у министра иностранных дел фон Ягова предоставить в распоряжение русского посла специальный поезд для членов посольства и прочих русских граждан, желающих выехать из Германии. Список предполагаемых пассажиров министру сообщат немедленно. В списке, обещал Свербеев, будем и мы. Потом он рассказал отцу, что в тот день вдовствующая императрица Мария Федоровна и великая княгиня Ксения ехали поездом через Берлин. Узнав, что мы в «Отель-Континенталь», они хотели было заехать к нам и увезти нас с собой в Россию. Но было поздно. Судьба их самих висела на волоске. Злобная толпа била стекла и срывала шторки в окнах вагона государыни. Императорский поезд спешно покинул берлинский вокзал»⁵⁵.

После многочисленных шумных демонстраций и призывов к штурму российского посольства берлинская полиция оградила доступ толпы и приняла повышенные меры по его охране. Вплоть до 18 июля антироссийские манифестации ограничивались шествиями с криками и песнями по Унтер дер Линден.

Однако утром 19 июля здание посольства оказалось в плотном кольце враждебной толпы, и посол, которому необходимо было посетить МИД, с трудом протиснулся к автомобилю, стоявшему за оградой.

После объявления Германией войны России обстановка вокруг российских загранучреждений стала откровенно враждебной. По словам секретаря посольства С.Д. Боткина, «с самого начала обострения кризиса

в посольство приходили многочисленные русские подданные за советом и помощью. Толпа русских настолько увеличилась, что заполнила подворотню и переднюю, проникая во внутренние помещения посольства. 20 июля с утра число наших соотечественников достигло многих сотен.

Они в слезах просили защиты от начавшихся притеснений со стороны немецких властей и умоляли оказать помощь, чтобы выбраться за пределы Германии. Не только весь проезд, но и двор был заполнен несчастными путешественниками. Они наводнили также парадную лестницу и прилегающие комнаты. Врывались силой в канцелярию, где в это время спешно укладывались секретные архивы. К сожалению, сотрудники посольства были бессильны оказать беженцам сколько-нибудь осязаемую помощь. Приходилось успокаивать их уверениями, что, несмотря на предстоящую войну, они, как мирные туристы и больные, притом, по большей части, женщины и дети, решительно ничем не рискуют, даже если бы, вследствие невозможности немедленно выехать, они вынуждены будут остаться еще на некоторое время в Германии. Никто в это время не мог и предполагать, какая участь ожидала наших бедных соотечественников, застрявших в Германии!»⁵⁶.

Телефоны посольства отключили, и оно оказалось отрезано от всего мира. Поступавшие на имя посла и сотрудников посольства телеграммы, проходя германскую цензуру, доставлялись выборочно и с большим опозданием. К вечеру российскому послу вручили паспорт на выезд из Германии и предложили незамедлительно сформировать соответствующий контингент из числа сотрудников посольства и консульств для их выдворения поездом в тот же вечер. Предполагалось, что после утверждения списка германским МИДом российские дипломаты будут отправлены до границы с Данией⁵⁷.

Германский МИД назначил день отъезда русских дипломатов на 1 час 07 мин. 21 июля (3 августа). Несмотря на позднее время, у здания посольства собралась огромная толпа берлинцев, провожавшая отъезжавших свистом и оскорбительными криками. Собравшиеся наваливались на автомобили, не давая им сдвинуться с места. Они били выходивших женщин и детей палками и зонтами, плевали, забрасывали песком и мелкими камнями. Подобной участи избежала лишь машина посла, которая продвигалась под эскортом конной полиции.

Вот что пишет князь Ф. Юсупов об отъезде русского посольства из Берлина: «На другой день рано утром мы поехали в русское посольство, а оттуда на вокзал к копенгагенскому поезду. Никакого сопровождения, как полагалось бы иностранной миссии. Мы отданы были на милость разъяренным толпам. Всю дорогу они швыряли в нас камни. Уцелели мы чудом. Среди нас были женщины и дети, семьи дипломатов. Кому-то из русских палкой разбили голову, кого-то избили до крови. С людей срывали шляпы, иным в клочья изорвали одежду»⁵⁸.

Послом в Берлине в это непростое для России время служил Сергей Николаевич Свербеев. Как и большинство его коллег, он имел соответствующие гражданский и придворный чины – тайный советник, камергер. Выходец из дворянской семьи высокопоставленных государственных чиновников. Отец его служил чиновником особых поручений при Якутском правлении, а мать происходила из княжеского рода Трубецких. Свою карьеру Свербеев начал по окончании юридического факультета Московского университета в Министерстве внутренних дел, а затем перешел в МИД на должность третьего секретаря Канцелярии. Первая загранкомандировка была в 1891 г. в Константинополь, затем – в 1894 г. – в посольство в Вене. В 1896 г. Свербеев стал первым секретарем миссии в Мюнхене, а затем вновь вернулся в Вену, где в 1898–1904 гг. служил сначала первым секретарем, а потом советником русского посольства.