Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
Шрифт:
Однажды дядя Дима отправился в погреб за капустой. У тети Клавы там стояла большая кадушка с нашинкованной капустой.
Дядюшка не рассчитал (а был он с хорошего перепоя) и упал головой в кадушку.
Когда он вернулся в дом, его новая пыжиковая шапка была вся в капусте.
В этот день он должен был присутствовать на семинаре в 1-м Московском медицинском институте.
Вечером он рассказывал:
— Разделся я в вестибюле. Потом мы перебегали из одного корпуса в другой, и я не одевался.
— Пусть этот мерзавец только появится, я ему все выскажу.
— Да, — сокрушалась другая. — Ты бы эту шапку на улицу выкинула проветрить.
— Да выкидывала, но что проку! Так воняет, что перед людьми извиняться приходится.
Дядя понял, что брать эту шапку при них не стоит. Он взял пальто и, дождавшись, когда они куда-то отлучились, схватил свою шапку — и бежать.
— В метро от меня шарахались, — рассказывал он.
На следующий день он купил новую шапку, а старую подарил шоферу.
Дядя Дима рассказывал, что однажды в Горький всего на один день должен был приехать проездом известный доктор А. Н. Рыжих, самый крупный специалист в стране по геморрою.
Дядя решил собрать врачей и попросить доктора прочесть лекцию. Рыжих согласился. Дядя пригласил всех к себе на дачу на берегу Волги. А так как был еще конец апреля, а на даче зимой никто не жил, он велел домработнице привести дачу в приличный вид.
А через день домработница жаловалась дядиной жене:
— Я старалась, два дня работала, думала: приедут серьезные люди. А навалили хулиганы, особенно гость из Москвы. Он нарисовал на бумаге огромную жопу и все время тыкал в нее карандашом. А что потом говорили — и вспоминать стыдно.
Приемы на конезаводе вспоминаю с удовольствием: какой-то дореволюционный разгул — тройки, икра, водка.
Однажды принимали американскую делегацию. На следующий день после приема к дядюшке явился его зам Александр Ильич Попов. Должность у Александра Ильича была звучная — «завкон», занимался он лошадьми еще до революции, был человеком «старых правил», изъяснялся по-старинному.
Войдя в комнату, он заявил:
— Вчера на приеме я вел себя разнуздано. Не утаивайте от меня ничего. Я должен все знать.
— Да нет. Вели вы себя, как обычно. Вполне достойно, — успокоил его дядя Боря.
Александр Ильич вынул из кармана два завернутых в бумагу пирожка:
— А это что? Как же я должен был вчера быть пьян, если допустил неслыханную вольность: воровал пирожки!
Дядя Боря как мог его успокоил, а потом, когда тот ушел, ругал своего брата.
— Это ведь ты подсунул.
И верно: уважаемый хирург развлекался тем,
Вызвал как-то министр совхозов А. И. Козлов моего дядю и после решения каких-то проблем сказал:
— Мне неудобно говорить, но жалуются на тебя, Борис Дмитриевич: неопрятный ты.
Всегда аккуратно одетый дядя Боря был удивлен.
— Говорят, одну рубашку не снимешь целый месяц, — продолжал министр. — Нехорошо.
Дядя рассмеялся и объяснил:
— Так это я из Финляндии привез дюжину нейлоновых рубашек. Очень красивые. Но одинаковые. И меняю рубашки каждый день.
— Купи какую-нибудь рубашку «Мосшвеи» и через день меняй. Ты лицо официальное, должен думать о своем авторитете.
Что дядя Боря и сделал.
Он и мне привез одну такую рубашку. В первый же день я пролил на рукав чернила. И каково же было мое удивление, когда я опустил рубашку в воду — и пятно исчезло. Учился я тогда в восьмом классе и до поступления в академию носил эту рубашку.
Соседом по даче Яковлева Александра Федоровича, тестя моего брата, профессора, заведующего кафедрой политэкономии в Финансовом институте, был заместитель министра иностранных дел Семенов Владимир Семенович. Люди они были разные: верный марксист аскет Семенов и диссидент, жуир Яковлев, отношения между ними были самые скверные.
А тут еще Семенов завел добермана, который лаял всю ночь и пугал внучку Яковлева.
Словом, однажды профессор взял ружье и пристрелил собаку.
Заместитель министра похоронил добермана около забора, отделявшего его участок от профессорского, и поставил памятник, настоящий памятник из мрамора. На нем было написано мелкими буквами «Здесь покоится доберман Анчар, которого злодейски убил» и дальше огромными буквами «Профессор Яковлев Александр Федорович».
Гостей Яковлева брала оторопь, когда они видели памятник со словами «Яковлев Александр Федорович».
После чего профессор поставил двухметровый сплошной забор, оставив дипломата наедине со своей скорбью.
В Успенское часто приезжал сын академика А. И. Маркушевича. Однажды мы были у него дома в Москве и он показал нам военный билет своего отца.
Там было написано: «Гражданская профессия — академик. Военная профессия — рядовой необученный».
Мы с братом любили подшутить над домработницей Нюрой. Кулинарка она была отменная, пироги ее я помню до сих пор, особенно ватрушки.