Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
Шрифт:
— А я их наказал. Очень строго наказал. Они сейчас сидят и дрожат от страха. Как они посмотрят на перемене в глаза товарищам, которые были наказаны! Они доказали всему классу, что они трусы, что для них товарищество пустой звон, что на них надеяться нельзя. Если они так начинают жизнь, то она у них будет трудной. Когда-нибудь они пожалеют, что не постояли у стены.
Учитель физики Александр Терентьевич человеком был строгим и в бытовой лексике не силен. Однажды ему
— Она ученикам не даст, — ответили мы. — Только преподавателям.
Физик подумал и сказал:
— Напрасно. Не такой уж и ценный у нее прибор, чтобы так беречь.
Хохотали мы долго.
В десятом классе мы с друзьями организовали джаз оркестр и сыграли два номера на школьном вечере. На следующий день все учителя так или иначе высказывались по этому поводу. Высказывания были отрицательными, ибо в те годы джаз не приветствовался. Особенно доставалось Саше Куркину, который играл на барабане.
Мы с тревогой ждали последнего урока, химию, так как химичка Мария Павловна была очень остра на слово.
Однако весь урок Мария Павловна посвятила химии. Раздался звонок на окончание урока.
— Пронесло! — обрадовался Саша Куркин и весело развел руками.
Мария Павловна сразу же среагировала:
— Улыбаетесь, Куркин. Вы так же дурацки улыбались вчера, когда играли на барабане. Другие хоть на музыкальных инструментах играли а вы… на барабане. Всю жизнь пробарабаните.
В десятом классе к нам пришел учитель физкультуры, веселый добродушный парень, окончивший институт физкультуры. Он дружил с нами, и мы с интересом слушали его истории про победы у дам.
Он подал заявление в кандидаты в члены КПСС, но на партсобрании ему отказали. Он нам жаловался:
— Сказали, что я морально разложился. И кто сказал! Географичка Лилия Ивановна! Так ведь я разлагался с ней. И как!
Был у нас в школе парень — Коля Соколов. Учился он плохо. Словом, был тем, кого называют двоечниками.
Как-то на перемене я беседовал с учителем литературы Григорием Петровичем Березкиным. Речь шла об «Анне Карениной». Я что-то утверждал. Григорий Петрович не соглашался.
— Да ты читал «Анну Каренину»? — в запале спора спросил он.
— Нет, — признался я. — Мне Соколов рассказывал.
Григорий Петрович замер в удивлении. На следующей перемене он подошел ко мне:
— Мы все в учительской смеялись над твоей шуткой.
Наша учительница немецкого языка Инна Александровна рассказывала, как однажды в Германии переводила беседы русского
— Я не могу переводить пословицы.
На что получила ответ:
— Приказываю вам, товарищ старший лейтенант, точно переводить то, что я говорю.
Она отрапортовала:
— Так точно, буду переводить точно.
Во время следующей беседы майор сказал:
— Опять двадцать пять за рыбу деньги.
Она перевела дословно. Немец обалдел:
— О поставке какой рыбы спрашивает герр майор?
Немец пожаловался полковнику. И началось…
А потом полковник сказал майору:
— Еще одна пословица — и я тебя…
Разумеется, сказал это на хорошем строевом языке.
После этого майор стал как шелковый, все время спрашивал Инну Александровну, сможет ли она перевести его слова.
После войны школы были разделены на мужские и женские. В мужских школах мальчишки обязаны были стричься наголо вплоть до седьмого класса включительно.
Однажды весной иду я, семиклассник, по улице, а навстречу — девчонка с косичками, моя соседка по дому. Она остановилась и принялась хихикать:
— Такой большой и подстриженный. Хи-хи.
— Зато, — строго ответил я, — у меня в волосах нет паразитов, как у тебя.
Она открыла рот:
— У меня нет паразитов. У меня нет паразитов.
Я прошел дальше, а она бежала вслед и повторяла:
— У меня нет паразитов.
Лет через пять она мне рассказала:
— После той встречи я начала мыть волосы три раза в день. Вот уж моя мать тогда удивлялась!
Как-то, возвращаясь с футбола, я встретил знакомого по школе. Учились мы с ним класса до пятого. Имя его я не помнил. Знал только, что все звали его Барон.
— Здорово, Барон.
— С футбола?
— С футбола.
И обычный разговор о футболе.
Вдруг откуда ни возьмись компания. Человек пять. Один с хода — по физиономии Барону, другой — мне. А самый главный говорит: «Ну, Барон, убьем мы тебя». А так как я понял, что меня полностью отождествляют с Бароном, то приготовился разделить с ним его печальную участь.
Но тут появилась группа еще более отъявленных бандитов, человек десять. Я приготовился к самому худшему. Но оказалось, что это — «наши». К сожалению, «наши» не сразу поняли, что я тоже «наш».
«Наши» отогнали «чужих», и мы все вместе пошли по каким-то квартирам, где-то пили. И в середине ночи два типа совершенно бандитского вида привели меня домой и сказали открывшей двери матери:
— Сын твой отличный парень. Наш.
Мама потом говорили, что ее не испугал мой вид: в кровоподтеках, ссадинах. Мальчишка есть мальчишка. Испугали ее мои друзья.