Директива Джэнсона
Шрифт:
Джэнсон вслушался в тишину, стараясь различить движения Катсариса, напрягая слух так, как это не делал ни один часовой, но ничего не услышал. А ему удается двигаться так же бесшумно?
Десять футов вдоль стены, двадцать футов. Послышался негромкий скрежет, и тут же вспыхнул огонек – третий часовой тоже решил закурить.
Джэнсон находился настолько близко, что разглядел в деталях каждое движение. Часовой чиркнул толстой самозажигающейся спичкой по кирпичу, поднес огонь, похожий на пламя свечи, к тонкой длинной сигарете. Через двадцать секунд до Джэнсона
Теперь Джэнсон был в пятнадцати футах от северной веранды. Он смог разглядеть покрытый ржавым налетом известняк и чугунную решетку. Терракотовые плиты крыши дома миссионера, уложенные относительно недавно, смотрелись весьма странно на здании, выстроенном несколько столетий назад и неоднократно перестраивавшемся с тех пор. Четыре этажа; просторные помещения на втором этаже, где окна в свинцовых переплетах, карнизы с лепниной и выгнутые дугой ригели намекали на превращение португальской крепости в то, что голландский генерал-губернатор высокопарно называл своим «дворцом». Большинство окон были темными; кое-где виднелись тусклые отблески света из коридоров. А где проводит эту ночь Халиф, созидатель смерти? У Джэнсона имелись свои предположения на этот счет.
Все было бы так просто. Осколочная граната, брошенная в переплетчатое окно. Посланница смерти, врывающаяся в спальню. И Ахмада Табари больше нет в живых. От его тела останется не больше, чем осталось от Хелен. Джэнсон решительно прогнал эту мысль прочь. Всего лишь безумные мечты, а он сейчас не может позволить себе предаваться им. Это не имеет никакого отношения к цели операции. Петер Новак – великий человек. И дело не только в том, что Джэнсон обязан ему жизнью; возможно, весь мир будет обязан ему своим избавлением. И моральные, и стратегические соображения не терпят возражений: спасение великого человека важней даже такого легкого уничтожения злодея.
Оторвав взгляд от бывших губернаторских покоев, Джэнсон снова посмотрел на северную веранду.
До ближайшего часового оставалось пятнадцать футов. Джэнсон уже мог разобрать лица. Широкие крестьянские лица, безмятежные и простые. Гораздо моложе, чем он ожидал. С другой стороны, подумал опытный сорокадевятилетний солдат, эти люди не показались бы ему молодыми в то время, когда он только начинал службу в армии. Им было больше лет, чем ему, когда он ходил в разведку в Зеленый Пояс на границе с Камбоджей. Больше, чем было ему, когда он впервые убил человека, когда его самого впервые чуть не убили.
У них были крепкие, мускулистые руки, но, несомненно, от работы в поле, а не от занятий боевыми искусствами. Да, это не профессионалы, снова подумал Джэнсон, не находя особого удовлетворения в этой мысли. ФОК славится своей организованностью, поэтому вряд ли такое ценное сокровище доверили охранять бывшим крестьянам. Они образуют лишь первую линию обороны. Первую линию обороны
Но где же Катсарис?
Джэнсон обвел пристальным взглядом двор, шестьдесят футов кромешного мрака в поперечнике, но ничего не смог различить. Катсарис стал невидимым. Или исчез.
Он тихо цыкнул в пленочный микрофон, стараясь замаскировать этот звук под голоса насекомых и акустический фон ночи.
У него в наушнике тотчас же прозвучало тихое «цк». Катсарис был здесь, на месте, готовый к действию.
Очень важно точно определить, каким будет первый шаг: безопасно ли расправиться с этими часовыми. А может быть, это подсадные утки – которых держит за веревку охотник, притаившийся в кустах?
В таком случае, где эта веревка?
Чуть приподнявшись, Джэнсон всмотрелся в окна, темнеющие за чугунной решеткой. Пот покрывал его словно липкая грязь; влажный воздух мешал работе потовых желез. Он искренне позавидовал Катсарису и его прохолинергетику. Выделяющийся пот не охлаждал тело; он просто облеплял кожу еще одним нежелательным слоем одежды.
И еще Джэнсона очень обеспокоило, что он обращает внимание на подобные мелочи. Ему необходимо полностью сосредоточиться. Есть ли веревка?
Он направил прибор ночного видения на чугунную решетку, перед которой курили крестьяне. Ничего.
Нет, кое-что есть. Оранжевое пятнышко, слишком маленькое, чтобы соответствовать человеческому телу. Скорее всего, это рука человека, прячущегося за каменной стеной.
Можно предположить, часовые на веранде не имеют понятия о том, что у них за спиной прикрытие; это лишь притупило бы их и без того не слишком острую бдительность. Тем не менее они представляли не последний рубеж обороны.
А есть ли, в свою очередь, прикрытие у прикрытия? Неужели Халиф разработал многоступенчатую систему охраны своего пленника?
Маловероятно. Но возможно.
Из длинного, узкого набедренного кармана Джэнсон достал черную алюминиевую трубку длиной тринадцать дюймов и диаметром четыре. Изнутри она была заполнена сплошной стальной сеткой, не позволявшей шуметь живому существу, находящемуся в ней. Атмосфера, состоящая на девяносто процентов из чистого кислорода, должна была спасти это существо от удушья в продолжение всей операции.
Но теперь настала пора шуметь, настала пора отвлекающего маневра.
Джэнсон отвинтил герметическую крышку. Покрытые тефлоном канавки резьбы скользнули друг по другу совершенно беззвучно.
Вытащив из трубки за длинный голый хвост грызуна, Джэнсон по высокой параболе закинул его на веранду. Перепуганное животное плюхнулось за землю так, словно во время ночной прогулки оступилось и сорвалось с крыши.
Ощетинив блестящую черную шерсть, грызун издал громкие характерные звуки, напоминающие хрюканье свиньи. Часовые в считаные мгновения узнали пожаловавшего к ним гостя. Короткая голова с тупой мордой, длинный голый хвост. Один фут в длину, вес два с половиной фунта. Крыса-бандикут. По-научному Bandicota bengalensis. Для Ахмада Табари – зверь, приносящий смерть.