Директор департамента
Шрифт:
Сегодня опять предстоял тяжелый, бесконечно долгий день.
Первым в списке иммигрантов, вызванных на заседание постоянной комиссии, значился Козьма Прутков. Макслотер долго не решался трогать известного острослова. В душе он боялся, что проиграет словесную дуэль язвительному русскому. А что может быть страшнее для всесильного директора департамента, чем быть высмеянным рядовым иммигрантом?
Чтобы не попасть впросак, Макслотер велел разыскать сочинения Пруткова и обнаружил в них немало здравых мыслей.
— Рад познакомиться с вами, мистер Прутков, — начал председатель издалека. — Надеюсь, вы не в претензии к нам за то, что мы подняли вас с постели так рано, как говорится, с петухами.
Козьма Прутков и в самом дела выглядел невыспавшимся.
— Петух пробуждается рано, — подтвердил он, — но злодей еще раньше.
Такое начало не сулило приятного продолжения. Но председательствующий решил действовать крайне осторожно и пропускать мимо ушей некоторые колкости, ведь они — всего лишь профессиональная черта сатирика.
— Вы, очевидно, знаете, — вкрадчиво говорил Макслотер, — что возглавляемый мною Вселенский департамент расследований поставил своей целью пересмотреть личные дела всех иммигрантов.
— Возобновленная рана много хуже против новой, — прокомментировал Прутков. — Но есть ли на свете человек, который мог бы объять необъятное?
— Да, есть! — Макслотер, видимо, был абсолютно убежден в этом. — И такой человек я.
— Самолюбие и славолюбие суть лучшие удостоверения бессмертия души человеческой. Что скажут о тебe другие, коли ты сам о себе ничего сказать не можешь?
Козьма Прутков сказал это с иронией, но она не дошла до Макслотера, обрадовавшегося неожиданной поддержке со стороны иммигранта.
— Нашей задачей, — взялся пояснять Макслотер, — является выявление агентов иностранной державы на безграничной территории райского сада. Мы рассуждаем так…
— Рассуждай токмо о том, — прервал его Козьма Прутков, — о чем понятия твои тебе сие дозволяют. Так, не зная законов языка ирокезского, можешь ли ты делать такое суждение по сему предмету, которое не было бы неосновательно и глупо?
Макслотер смутился.
— Хм. Надеюсь, ваше меткое высказывание не относится к деятельности Вселенского департамента расследований и этой авторитетной комиссии? — И, не дождавшись ответа, сказал: — Никто не может отрицать наше усердие…
— Бывает, что усердие превозмогает и рассудок, — ответил на это Козьма.
Это уже был явный выпад против Макслотера и его коллег.
— Значит, вы ставите под сомнение мудрость этих уважаемых джентльменов?!
— Мудрость, подобно черепаховому супу, не всякому доступна.
Козьма Прутков отвечал спокойно и веско. И это выводило из себя Макслотера.
— Вычеркните эти слова из протокола! — закричал председатель в сторону
Затем обратился к иммигранту и, стараясь сдерживать себя, сказал:
— Зря вы, мистер Прутков, ополчились на нашу комиссию. К тому же вы противоречите самому себе. Нам хорошо известны ваши высказывания, такие, как «Бди!», «Смотри в корень!», «Всегда держись начеку!». Мы работаем по вашим рецептам.
Ссылка на его высказывания поколебала спокойствие Козьмы Пруткова и заставила его произнести необычно длинную речь.
— Будучи при жизни обильно одарен талантами литературными и глубоким философским умом, — сказал он, — оставил я на пользу и утешение потомкам плоды моего раздумья — мысли и афоризмы. Но не всякому дано вкусить от брашна мудрости. Ты, председатель, высокоумно и дерзостно тщишься извратить прямой смысл моих афоризмов.
Макслотер понял, что тягаться с Прутковым по части афоризмов ему не под силу. Но как выяснить, не коммунист ли этот русский?
— Не будем препираться, — сказал он, — и лучше-ка перейдем к существу вопроса. Мистер Прутков, нам хотелось бы узнать ваше мировоззрение…
— Глядя на мир, нельзя не удивляться! — ответил иммигрант.
«Увиливает», — подумал Макслотер, а вслух сказал, изобразив на лице сочувственную улыбку:
— Вы правы на все сто процентов. Мы с вами целиком согласны. И все же: как вы относитесь к богатым и бедным?
Прутков пристально посмотрел на председателя, будто определяя, на что понадобилось этому странному американцу расспрашивать его о столь простых и ясных вещах.
— Чрезмерный богач, не помогающий бедным, — сказал он, приподняв брови, — подобен здоровенной кормилице, сосущей с аппетитом собственную грудь у колыбели голодающего ребенка.
Подумал и добавил:
— И самый последний нищий, при других условиях, способен быть первым богачом.
Макслотер выскочил из кресла с такой стремительностью, будто обнаружил в сиденье гвоздь.
— Я так и знал! — закричал он. — Ваши высказывания — типичный марксизм-ленинизм и призыв к пролетарской революции. Да-да, пленные вьетнамцы, идя на расстрел, пели: «Кто был ничем, тот станет всем!»
— Век живи — век учись! — прокомментировал Козьма Прутков, язвительно улыбаясь. — И ты наконец достигнешь того, что, подобно мудрецу, будешь иметь право сказать, что ничего не знаешь.
Макслотеру стало совсем невмоготу.
— Молчать! — завопил он. — Как вы смеете меня оскорблять?! Секретарь, запишите: руководствуясь параграфом первым статьи 37 Правил внутренней безопасности, утвержденных Вселенским департаментом расследований, настоящая комиссия постановляет передать мистера Пруткова инспектору иммиграционной службы для препровождения из рая в ад.