Директор

Файндер Джозеф

– Я куплю что-нибудь по дороге. Увидимся ровно в двенадцать.

Повесив телефонную трубку, Ник пошел за перегородку к Марджори.

– Отмените, пожалуйста, все мои деловые встречи на сегодня, – попросил он.

– Что, обе?!

– Да.

– Да вы прогульщик! – улыбнулась Марджори. – Но какой сегодня прекрасный день! В детстве даже я, наверное, прогуляла бы уроки!

– Да нет, мне просто обязательно надо съездить в одно место.

9

Дом на 16-й Западной

улице в Стипльтоне показался Нику еще меньше, чем был вчера. Он выглядел почти миниатюрным кукольным домиком. Два этажа. Стены отделаны чем-то белым – алюминием или пластиком. Чтобы понять, нужно было подойти и постучать пальцем. Черные ставни на окнах казались какими-то маленькими, несерьезными.

Ник заехал в супермаркет и теперь звонил в звонок с двумя коричневыми пакетами в руках. Внутри дома зазвенели колокола.

Прошло с полминуты, прежде чем Кэсси отворила дверь. На ней была черная вязаная кофточка без рукавов и узкие черные брюки. Ее бледное и грустное лицо было очень красиво. На губах была помада странного оранжевого оттенка, который тем не менее ей очень шел. И вообще у Кэсси был отдохнувший, посвежевший вид.

– А я-то думала, что вы пошутили и не приедете, – сказала она и проводила Ника в гостиную через прихожую мимо вазы с сухими цветами и вышивки на стене. В гостиной играла музыка. «Одна, всегда одна…» – пел низкий женский голос. Кэсси поспешила убрать звук.

Ник стал выкладывать купленные продукты: хлеб, яйца, сок, молоко, минеральную воду, фрукты, пару бутылок холодного чая.

– Вот, пожалуйста, – проговорил он, с важным видом выкладывая на бумажные тарелки сандвичи. – С индейкой и с ростбифом.

Кэсси с сомнением покосилась на ростбиф.

– В ростбифе слишком много крови, – сказала она. – Мне больше нравится хорошо прожаренное, испеченное до хрустящей корочки мясо.

– Хорошо, – согласился Ник. – Тогда я буду ростбиф, а вы берите индейку.

Некоторое время Ник и Кэсси молча жевали. Потом Ник, стараясь скрыть смущение, стал аккуратно свертывать бумажные салфетки. Кэсси допила почти весь холодный чай и вертела в руках пробку от бутылки. Молчание стало неловким, и Ник уже раскаивался в том, что приехал. Он судорожно придумывал, что бы сказать, но Кэсси его опередила:

– Какой только полезной информации не почерпнешь на пробках. На этой, например, написано, что самой последней в английском алфавите появилась буква «z».

Ник судорожно подыскивал ответ, но Кэсси продолжала сама:

– Спасибо, что навестили меня, оторвав время от управления одной из крупнейших американских компаний.

– Благодаря вашему приглашению я сумел отменить невероятно скучный бизнес-ланч!

– Я помешала вашей работе?

– Ни в коем случае. Я был рад улизнуть.

– А вы меня вчера очень удивили.

– Чем?

– Никакой вы не Ник-Мясник. Чего только не выдумают люди! Впрочем, как понять чужую душу, когда и в тихом омуте…

– Можно искупаться жарким днем?

– Что-то

в этом роде… А иногда случается встретить человека на грани отчаяния, и как тут не протянуть ему руку?

– А мне не кажется, что вы на грани отчаяния.

– Я не о себе. Я – о вас.

– Что? – покраснев, спросил Ник.

Кэсси пошла ставить чайник.

– Мы оба пережили утраты, – сказала она от плиты. – Рильке [38] писал, что потеря близкого человека похожа на непреодолимый замкнутый круг.

38

Райнер Мария Рильке (1875–1926) – знаменитый австрийский поэт.

– Ну да, – пробормотал Ник. – Помню, в детстве у меня был большой блестящий циркуль…

– До знакомства с вами я считала вас типичным директором. А знаете, кто вы на самом деле? – спросила Кэсси, глядя Нику прямо в глаза. – Вы семьянин до мозга костей.

– Скажите это моему сыну, – поперхнувшись, проговорил Ник.

– В его возрасте тяжело потерять мать, – негромко сказала Кэсси и достала из шкафа чайник и кружки.

– Терять мать тяжело в любом возрасте.

– Представляю, как вы теперь нужны вашему сыну.

– У меня складывается совсем обратное впечатление, – с горечью в голосе пробормотал Ник.

– Он чувствует себя одиноким и злится за это на весь мир. Вот и вам достается от него за компанию, – опустив глаза, проговорила Кэсси. – Но у вас все будет в порядке, потому что вы любите друг друга, и вы – одна семья.

– Мы были семьей.

– Вы даже не представляете, как повезло вашим детям!

– Неужели?

– Между прочим, – сказала Кэсси, повернувшись к Нику, – директор большой компании тоже своего рода глава большой семьи.

– Ну да, – с горечью сказал Ник. – Неплохая семейка. Как у эскимосов. Если дед ослеп и не ходит больше на охоту, внуки сажают его на льдину и отталкивают от берега палкой, чтоб он не посягал на запасы тюленьего жира в чуме.

– Сомневаюсь, что вы получили большое удовольствие от увольнений.

– Уволенные мною получили еще меньше удовольствия.

– У папы было много проблем, но, когда он ходил на работу, ему приходилось держать себя в руках. Став на работе ненужным, он совсем раскис.

Ник молча кивнул. У него защемило в груди.

– По правде говоря, я очень сердилась на «Стрэттон». И на вас очень сердилась, – сказала Кэсси. – Может, это оттого, что я женщина и все принимаю близко к сердцу. Но после увольнения папе действительно стало хуже. Такие события не могли пройти бесследно для его больной головы.

– Кэсси… – начал было Ник, но не смог продолжать.

– Но, познакомившись с вами, я все поняла. Вы тут ни при чем. Это ваши хозяева из Бостона заставили вас увольнять людей. Ведь хозяев волнует только прибыль.