Диссиденты
Шрифт:
Наташа, худая и изящная женщина лет тридцати, была школьным учителем, но сейчас работала воспитателем в рабочем общежитии. Леня, ее муж, был чуть старше. По образованию инженер, он работал электросварщиком. Интеллигентная пара, что они делали в этой богом забытой дыре?
За чаем мы разговорились. Как многие в этом поселке, они приехали сюда заработать денег. В Барнауле с кем-то из их родителей остался маленький сын, они скучали по нему, но на Север везти не хотели. Да и задерживаться здесь они надолго не собирались. Перед глазами было полно примеров, когда люди приезжали сюда «с материка» подработать на сезон
Дошла и до нас очередь рассказывать о себе. Нам очень не хотелось спугнуть покупку этого дома, но все же мы честно рассказали о себе все как есть. К нашему облегчению, ребята восприняли нашу историю совершенно нормально, даже сочувственно. Они спросили, где же мы будем сегодня ночевать, и мы отвечали, что попробуем устроиться в гостинице. На что они начали уговаривать нас остаться на ночь у них, тем более что вскоре, возможно, этот дом будет уже наш.
– Если в гостинице не повезет, обязательно возвращайтесь и в любом случае приходите ужинать, – напутствовали нас хозяева.
– Знаете, одно дело продавать дом политссыльному, совсем другое – давать ему приют. У вас могут быть неприятности, – предупредил я.
– Что вы, что вы, – замахали они руками, – даже и не думайте! Мы не боимся.
Такой теплый прием в первом же доме, в который мы зашли, воодушевил нас. Видимо, соотношение между человечностью и страхом здесь совсем иное, чем на материке, решили мы.
В единственной поселковой гостинице нам не повезло. Приехала какая-то спортивная команда, и свободных мест не было. Впрочем, добрая администраторша согласилась устроить нас в холле на стульях, но велела приходить поздно вечером, когда уйдет начальство.
Побродив еще по поселку, мы вернулись в гостеприимный дом, прихватив к ужину бутылку вина. Вечер пролетел весело и незаметно. Нам предложили ночевать, и мы не стали ломаться. Спальня оказалась в нашем полном распоряжении. Пока мы распаковывали вещи и осматривались, хозяева потихоньку собрались и сказали, что уходят до утра, поскольку все молодожены имеют право на медовый месяц. Это и в самом деле было достойным завершением нашего странного свадебного путешествия.
Так в один вечер Леня и Наташа Островские стали нашими друзьями. Мы никогда не пожалели об этом. Этой же весной мы оформили покупку дома, и теперь они уже у нас прожили до конца лета. Потом они вернулись к себе в Барнаул, затем купили дом в Таллине, а когда через несколько лет я освободился и вернулся в Москву, мы помогли им эмигрировать в США.
Мы жили двумя семьями в одном доме, и никого это не тяготило. Мы никогда не ссорились и много времени проводили вместе. Ленька был партийным, но уже через пару месяцев стал этого стесняться. Однажды он взял свой партбилет и на страничке, где наклеивают марки партвзносов, написал: «Бывшему члену группы “Хельсинки” от бывшего члена КПСС». Наташа не хотела отставать от мужа и подарила мне примерно с такой же надписью свой профсоюзный билет.
Мы завели кондуит, в котором отмечали происходящие события, писали друг на друга эпиграммы и изощрялись в остроумии.
Меня одолел зуд созидания, и я решил начать
Построить что-то фундаментальное на вечной мерзлоте – задача не из легких. Даже самым жарким летом почва отмерзает всего на десять-пятнадцать сантиметров, а дальше – навеки промерзшая и скованная льдом земля. Между тем яма должна быть достаточно глубокой, чтобы выросший в ней за семь зимних месяцев малопривлекательный сталагмит не доставал до небес. Я чистил старую яму, оттаивал вечную мерзлоту горячей водой и костром, вгрызался в грунт штыковой лопатой.
Дело двигалось. Вскоре котлован был готов. Окончание нулевого цикла мы отметили маленькой дружеской попойкой. Я принимал поздравления и скромно обещал построить такое чудо ассенизации, от которого ахнет вся Усть-Нера. Через два дня над ямой красовалась деревянная будка, сделанная преимущественно из горбыля и старых брусьев и обшитая со всех сторон рубероидом. Но Усть-Нера ахнула не от этого. Потрясающее впечатление на жителей произвел свет в сортире. Уличная уборная со светом – это в Усть-Нере выглядело как непонятная блажь и дикая московская дурь. Когда же я вдобавок повесил несколько фонарей, освещавших дорогу от крыльца до сортира, то все окончательно решили, что ссыльный из Москвы либо отчаянный пижон, либо безнадежный сумасшедший.
Как всякий человек, не слишком склонный к работе руками, я очень гордился своей постройкой и записал в кондуит:
Эй, вы, без идей и без веры.Пойдите, купите газет,Узнайте, что нынче в Усть-НереПостроен новый клозет!Однако одно дело – что-то построить, другое дело – узаконить. На любую постройку требовалось разрешение властей. Даже на маленький дощатый сортир в углу собственного участка. Поскольку формально дом нам еще не принадлежал, то большая часть бюрократических хлопот легла на Наташу и Леню. У меня чудом сохранился листок, где было записано, что нам надо сделать, чтобы остаться законопослушными строителями собственного сортира.
Сначала к нам пожаловала депутатка местного Совета, прослышавшая, что мы здесь что-то строим. Она строго указала нам, что постройку следует узаконить, и объяснила, как это сделать.
Мы подали заявление в комиссию поселкового Совета, которая завела необходимые бумаги.
Вскоре к нам пришел землемер и замерил всё, что только можно было замерить.
Наташа отнесла председателю поселкового совета Турчаку издевательское заявление: «Прошу разрешить мне строительство туалета на принадлежащей мне территории». Турчак без тени иронии наложил на заявлении резолюцию: «Разрешаю».
С подписанным заявлением Наташа отправилась к районному архитектору, который сделал план застройки.
Леня с этим же заявлением пошел к начальнику пожарного надзора, который тоже поставил свою резолюцию.
Я пошел с тем же многострадальным заявлением к главному врачу санитарно-эпидемиологической станции, который добавил на листок еще и свою подпись.
Со всеми собранными подписями Леня опять пошел к председателю поссовета Турчаку, который отправил его к землемеру за второй подписью.