Дитя четверга
Шрифт:
В ответ на это она не произнесла, а простонала его имя.
– Тебе больно? – обеспокоенно спросил Спенсер, уводя пальцы от затрепетавших лепестков.
– Нет-нет… не убирай… Когда ты там, внутри, это… божественно… У тебя волшебные пальцы, Спенсер… Ах, Спенсер…
– Ты изумительна, Эллисон! Слышишь меня? Ты потрясающе красива.
Пальцы больше не касались лепестков, зато им на смену пришли губы. Губы и язык.
Мир начал уплывать от нее. Удаляться все дальше и дальше. Эллисон протянула руку и погрузила пальцы в копну волос Спенсера. Она лихорадочно перебирала
Когда наконец утихли последние содрогания, Эллисон открыла глаза. Спенсер лежал на ней улыбаясь, и улыбка его была воплощением нежности и безграничной любви. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но почувствовала, что на нее обрушивается шквал новых невыразимо сладостных ощущений.
Эллисон закрыла глаза и пошевелила бедрами, принимая в себя твердое мужское естество.
– Ты… такой большой, – выдохнула она.
– Ты идеально подходишь… – Он тихонько застонал и уткнулся лицом ей в шею. – Эллисон, я мог бы сделать все быстро, но… хочу полностью насладиться тобой.
Ее ладони гладили спину Спенсера.
– Я хочу испытать все, любимый. Не утаивай от меня ничего.
Он поднял голову, поцеловал ее в губы и начал движение. Поначалу делал это осторожно и медленно, но затем темп нарастал.
Жаркий ключ, бьющий в глубинах ее тела, казалось бы, совсем недавно иссяк, однако сейчас он забил с новой силой. Она с удивлением увидела, как Спенсер, улыбаясь, стал ласкать ее грудь. При каждом толчке тела он сжимал ей сосок. Голова Эллисон заметалась из стороны в сторону по подушке, тело приподнялось навстречу его движениям.
– Спенсер! – выкрикнула она, чувствуя, как ее накрывают волны сладострастия.
Сплетясь телами, они лежали, не в силах пошевелиться. Голова Эллисон покоилась на руке Спенсера. Их глаза, которые разделяли всего несколько дюймов, встретились.
– Ты слишком далека от меня, – пожаловался он.
– Но если я лягу ближе, то не буду видеть тебя.
– Ну уж ладно, – уступил Спенсер, окинул взглядом ее тело и тихонько засмеялся.
Я выгляжу такой смешной? – Вовсе нет, – возразил он и, поднеся к губам руку Эллисон, поцеловал ее. – Просто я вспомнил нескромный анекдот о том, как отличить натуральную рыжую женщину от крашеной. – Лицо Эллисон при этих словах стало покрываться румянцем, и Спенсер громко рассмеялся. – Я вижу, ты тоже его слышала.
– Да, анекдот действительно нескромный.
Спенсер лениво провел пальцем по телу Эллисон и остановился на самом деликатном месте.
– Но мы знаем, что ты натуральный Рыжик, правда ведь? – Он поцеловал ее. Поцелуй затянулся, и Спенсер тем временем накрыл ладонью рыжеволосый холмик. – Как приятно оказаться внутри тебя, – добавил он, отрываясь от ее рта.
– Откуда ты только пришел ко мне? Всю свою жизнь я боялась лишиться девственности, потому что это, по моим понятиям, связано с болью. А я даже не почувствовала, когда ты… когда я…
– Тебе было некогда, – безапелляционно сказал он.
Поначалу Эллисон решила прикинуться
– Ах, так! – Она резко села и шлепнула его по бедру.
– Ой-ой! – Спенсера привело в восторг, как при этом несколько раз упруго подпрыгнули ее груди и задорно сверкнули глаза. – Ведь я уже имею несколько боевых ран!
– Что? Где же именно?
– Десять дырок в виде полумесяца на ягодицах. Ты можешь сломать о них ногти.
– Фи, как неделикатно, не по-джентельменски ты говоришь! – пожурила его Эллисон.
Спенсер окинул любовным взглядом изображающую возмущение Эллисон, притянул ее и подмял под себя.
– А ты не слишком груби! – сказал он перед тем, как поцеловать ее. – И потом, я знаю, что все это притворство. Ты только строишь из себя строгую и чопорную, а в постели ты настоящая рыжая кошка.
Эллисон позволила еще раз поцеловать себя и лишь после этого смиренно подняла на Спенсера глаза.
– Правда?
– Конечно, правда. – Он натянул на обоих простыню. – Я все хочу спросить тебя.
– О чем? – Эллисон обрела достаточно смелости, чтобы подергать волосы на груди у Спенсера.
– Поскольку вы с Энн похожи как две капли воды и, судя по всему, ты поверила, что я увлекся ею, почему не предположила, что я увлечен тобой?
– А ты знаешь, что у нас с Энн разные дни рождения?
– Я так понимаю, что это имеет отношение к тому, о чем мы сейчас ведем разговор.
– Прямое. Она родилась за одну минуту до полуночи в среду, а я – спустя тридцать секунд после полуночи в четверг.
– Это все объясняет, – коротко заметил Спенсер.
– Во всяком случае, многое. Ты знаешь стишок о ребенке, рожденном в понедельник, вторник, среду и так далее?
– Да.
– Ну так вот. Ребенок, рожденный в среду, то есть Энн, все знает и может. А дитя четверга далеко пойдет.
Спенсер откинул голову назад и посмотрел на Эллисон.
– Я так понимаю, дитя четверга обречено на успех. Шучу. Говорю это вовсе не потому, что верю в подобную чепуху. Просто хочу развеселить тебя и восстановить силы.
Эллисон почувствовала, как краснеет, и подумала, что это настоящее проклятие, которое будет висеть над ней до самой могилы. Ну кто бы мог подумать, что она так часто будет краснеть?
– Я думаю иначе, – возразила Эллисон, снова возвращаясь к затронутой теме. – Это надо понимать так: рожденному в четверг ребенку предстоит долгий путь, прежде чем он кого-то встретит. И жизнь постоянно подтверждает сей постулат.
– Поясни, пожалуйста.
– Энн и я похожи как две капли воды, это верно, но ей все дается легко. Она умеет танцевать – я не умею. Она научилась блестяще играть на пианино, а я едва читаю ноты. Она легко сходится с людьми. Я не люблю бывать в компаниях. Наша мама хотела, чтобы мы стали настоящими леди. Энн может сервировать чай на двадцать персон и при этом не пролить ни капли. Я же – тридцать три несчастья. Энн могла наврать с три короба – и ей все сходило с рук. Я была не способна на это, зато трепку получала раз в шесть чаще, чем она. Ты понимаешь меня?