Дитя Дьявола

Дымов Алексей

– Ну-ка, ну-ка, поделись с нами, – попросил барон.

– Скорее всего, никто не поверит вашим словам, потому и тебя, и Патрика поместят в больницу, для обследования и дальнейшего лечения. Особенно, если будешь упорствовать в своих выводах про демонов.

Генри кивнул, соглашаясь с мнением парня.

– Продолжай.

– Если же, все поверят твоим доводам, то существенно ничего не изменится. По крайней мере, для Патрика. Учёные захотят изучить этот феномен и заберут твоего брата… в больницу, или, если ещё хуже, в лабораторию. Само собой понятно для чего…

– Для чего? – неуверенно уточнил священник, внимательно следивший за беседой.

Михаэль не успел ответить, барон сказал раньше:

– Опыты. Захотят выяснить, как демон попал внутрь человека и как его вытащить.

– Совершенно верно, – подтвердил журналист.

– Я ответил на твой вопрос? – губы барона тронула

легкая улыбка.

– Не совсем, – Михаэль не сдавался. – Я не предлагаю рассказать всем, а лишь Чарли.

– Наш доблестный шериф, как ты сам отметил, честный, но при этом, он человек закона и поступит по закону, даже вопреки своим личным мотивам и интересам. И если он узнает про Патрика, то не позволит держать его здесь взаперти… кхем… в подобных условиях. Себя вспомни. По твоему лицу можно было многое прочесть, когда ты только зашел в эту комнату.

Михаэль Майер не нашёл что возразить в ответ.

– Поэтому я надеюсь, – продолжил Генри, – что ты сохранишь в тайне то, о чём сегодня узнал. Даже, если хочешь, я тебя искренне об этом прошу.

– А куда деваться?– наигранно вздохнул немец. – Стоит мне воспротивиться, как вы сразу уличите меня в одержимости, и, надев кандалы, прикуёте тут же, рядышком. Будет Патрику компания.

*******

На следующее утро, молодой священник, которого Михаэль Майер повстречал в «пыточной камере», провёл утреннюю службу в церкви Бринстоуна. Выглядел он выспавшимся и отдохнувшим, ведь, в отличие от большинства гостей барона, Сэмюель Кит покинул замок ночью, и, добравшись, домой сразу лёг спать, почти мгновенно провалившись в крепкий сон. К слову, священник всегда хорошо спал и главное высыпался, если до сна выпивал бутылочку чудесного баронского вина. Даже когда спать приходилось всего пару часов. А вчера, количество спиртного превысило один сосуд, да кроме того, барон Гафри расщедрился и подарил ещё бутылку вина уезжающему священнику с собою.

Вспомнив о подарке, Сэмюель страстно захотел прикоснуться к заветной бутылке ладонью, услышать звук вина, неспешно наполняющего бокала, и почувствовать дивный виноградный вкус на своих устах. Однако, при всей своей любви к сладкому алкоголю, молодой священник себя зависимым, и тем паче больным не считал.

«У всех есть свои маленькие слабости» – не раз говорил он своим знакомым. – «Кто-то цветы любит выращивать, кто-то к чужим жёнам по крышам бегает. А от того, что я немного выпью, никому хуже не становится. Да и что ещё делать в этом скучном, Богом забытом городе?» В оправдание, стоит отметить, что последние, кощунственные слова, он говорил редко, лишь в присутствии самых близких и верных друзей. В остальное же время, особенно находясь на службе, Сэмюель Кит достойно нёс Слово Божье народу, даря благословение просящим, и наставляя на путь истинный.

Завершив утреннюю службу, священник отправился в свою келью, где сменил официальную рясу на повседневную и в очередной раз пожалел о том, что не догадался взять бутылку вина с собой, а оставил её дома. К счастью, не всё так плохо. В церкви имелся солидный запас кагора. Конечно, на вкус он сильно уступал напитку сэра Генри, но всё же плохим не считался. Священник наполнил бокал из дубового бочонка, специально находившегося здесь, и, сев на грубую, деревянную лавку, несколько минут отдал на дегустацию церковного напитка.

Любой посторонний наблюдатель, окажись он тут случайно, с уверенностью бы заявил, что Сэмюель пробует этот напиток впервые, и, несомненно, он профессиональный дегустатор. Этой уверенности способствовало то, как именно священнослужитель поглощал алкоголь. Не спеша, смакуя каждый глоток. И пока кагор, как любимый ребенок, лениво баюкался за щекой парня, он слегка вращал бокал в руке, наблюдая за движением жидкости в нём с таким видом, будто ожидая, что она превратится во что-то иное, неизвестное, но безумно важное и интересное. Когда церковный напиток в бокале закончился, Сэмюель Кит не спеша поднялся с лавки, поставил посуду на место, и, оправив рясу, вышел в коридор.

Церковь, в которой Кит служил вот уже пятый год, являлась чуть ли не единственным каменным строением в Бринстоуне, и, безусловно, самым высоким. Массивное, слегка мрачное здание из серого камня, немного напоминало замок Гамфри. Возможно тем, что толстые стены также дарили уверенность в защите от внешнего мира. Однако, всю картину обороноспособности портили огромные оконные проёмы. Может статься, как утверждали некоторые старики, и замок и церковь строили из одного и того же камня. Но со стопроцентной достоверностью никто доказать не сумел, да и не слишком старался.

Вообще, Бринстоунскую церковь

можно разделить минимум на три части. Основная часть представляла собой вытянутый в длину короб. Высотой с трёхэтажный дом, увенчанный двускатной крышей. Одним из главных элементов красоты являлись высокие, витражные окна, закруглённые сверху по форме арки. Пять окон, занимающие почти всю стену и столько же на противоположной стороне, давали достаточное количество света для главного зала, в котором велись службы. Второй частью являлась четырехугольная башня высотой, аж в шесть стандартных этажей. А четыре конусообразных шпиля на ее верхушке были наивысшими точками во всём городе. В эту часть здания прихожан не пускали. Считалось, что все помещения в башне занимали личные апартаменты высших чинов в иерархии церковников. Последней, третьей частью можно посчитать несколько пристроек из того же материала, расположенных в различных местах церкви и используемых для хозяйственных нужд. Самое большее находилось в левом крыле церкви. Там же сделали главный вход, а со второго этажа начиналось огромное витражное окно, занимавшее весь левый фасад здания, вплоть до самой крыши. Помимо всего прочего, церковь была украшена тематическими лепнинами и барельефами, а вместо углов здания везде возвышались длинные, изящные колонны, начинающиеся от самой земли и заканчивающиеся выше основной крыши. Колонны, увенчанные на верхушке острыми шпилями, тоже предавали зданию схожесть с вышеуказанным замком.

Сэмюелю было неинтересно любоваться внутренними, и тем паче наружными красотами церкви. К тому же, за всё время работы здесь, он успел привыкнуть к окружающему его убранству и не обращал на него особого внимания. Покинув свою келью, расположенную на втором этаже, священник спустился вниз и направился в сторону башни. Попутно Кит заглянул на кухню, взял там поднос, и, наложив на него с десяток свежеиспечённых, румяных пирожков, двинулся дальше. Преодолев несколько коридоров и главный зал, он, наконец, добрался до двери, ведущей в башню и начал подниматься по широкой ступенчатой лестнице. С мыслей о том, как же интересно, старик-епископ ежедневно преодолевает этот подъём, Сэмюель, слегка запыхавшись, остановился на последнем, пятом этаже и встал перед красивой двухстворчатой дверью. Постучал.

– Войдите.

Молодой священник аккуратно приоткрыл одну дверь, совсем чуть-чуть, и пролез в образовавшуюся щель. Оказавшись внутри, спиной закрыл дверь, но остался стоять там же, не двигаясь, и не поднимая взгляда от пола.

– Проходи. Садись. – Раздался спокойный старческий голос.

Позволение получено, протокол соблюдён и молодой священник, подняв голову, подошёл к письменному столу.

Преподобный монсеньер епископ Бенджамин Диккенс восседал на большом деревянном стуле, по изяществу напоминавшем кресло, но по удобству и жесткости сиденья являлся табуретом, хоть и с высокой спинкой. Сидеть на нём долгое время было жёстко и неудобно, но Его Преподобное Превосходительство, казалось, подобных мелочей не замечало. Порой, когда Сэмюелю приходилось заходить сюда по несколько раз на дню, он ни разу не замечал, что епископ покидал свой «трон», и никаких признаков усталости или раздражительности от долгого сидения не высказывал. А ведь он уже стар. Как-никак, семьдесят пять лет стукнуло. Другие церковные чины, как достоверно знал молодой священник, в подобном возрасте и звании уже ничем не занимаются, ничего не делают, кроме как лениво, по большим праздникам, благословляют гостей, и дают поцеловать свою дряхлую, изнеженную руку или пальцы, в зависимости, опять же, от своей должности. Бенджамин Диккенс, вопреки стереотипам в голове священника, не просто постоянно сидел за своим письменным столом, доживая свой век и «Размышляя о Господе Нашем», а добросовестно работал на благо церкви доступными старику силами. А именно занимался чуть ли не всей бумажной волокитой. Даже в богоугодном доме приходится заниматься канцелярской работой, проверяя счета, подписывая указы, сверяя документы и просматривая письма, которые епископ получал с завидной регулярностью. Помимо того, когда никаких срочных бумаг, требующих внимания главного священника Бринстоунской церкви не имелось, или вечером, когда большинство священнослужителей расходились по домам, монсеньер епископ не отдыхал. Он либо что-то писал, Сэмюель не без оснований предполагал что мемуары, либо читал огромные и очень старые, с виду, книги. А после этого снова что-то выписывал из этих самых книг. Из-за большой тяжести подобных книжных изделий и слабости старика, Кит часто собственноручно приносил их сюда из библиотеки, по просьбе епископа. Но вот открыть и прочитать хотя бы пару страниц, заставить себя не мог. Хотя часто ловил себя на неподдельном интересе: «Что же там вычитывает преподобный отец?»