Дитя Ее Высочества
Шрифт:
– Вот! Я всегда был уверен в собственной святости, - возликовал герцог, отдуваясь и деликатно рыгнув, вернул полупустой кувшин на стол, - а вы мне не верили! Меня вон тоже женщины просто преследуют.
– Погоди радоваться, - в полете срезав крылья юной мечте, оборвал его коварный брат.
– Послушай, что есть истинный, благословенный брак. «С тех пор, как я женился, не осквернились мы общением, ни она, ни я. И она пребывает девицей. Каждый из нас спит отдельно, ночью мы носим власяницы[2]».
– А без власяницы никак?
– жалобно протянул блондин, присаживаясь на край стола.
–
– приподнял бровь Дарин, выглядывая из-за края книги.
– Нет, ну в принципе… - задумался юный герцог.
– Речь-то о жене идет, верно? О посторонних девицах тут ничего не сказано, так? Я полностью готов не оскверняться с супругой ночным общением. Тем более, если это поможет стать чище душой и телом. Только вот власяница меня смущает… Боюсь, что девочки ее не оценят.
– Хорошо, - кивнул головой принц, решивший лишить юношу последней надежды, - тогда так. «Святой брат просил Абба Даниеля: «Дай мне одну заповедь, и я соблюду ее». Он ответил: «Никогда не касайся одной с женщиной миски, не совершай трапезы с ней - тем самым ты избежишь искушения Нечистого».
– А есть-то вместе почему нельзя?
– обалдел Далан.
– Наверное, святые отцы подозревают, что от ее миски ты можешь заразиться похотью и нечистыми желаниями, - пожал плечами Дарин, закрывая книгу и откладывая ее в сторону.
Юноша, чуть хмурясь, всесторонне обдумал его слова. Почесал ногтем бровь и вдруг просветлел лицом.
– Я знал! Наверное, я знал это всегда!
– возликовал он.
– Мне лет одиннадцать было, когда я стянул у графини Вуар с тарелки тарталетку. Видимо, она меня и заразила! А то «природные склонности» да «природные склонности»!
– Насколько я помню, - принц подпихнул кулаком подушку и сел на кровати, скрестив руки на груди, - от графини Вуар ты вполне мог заразиться и чем похуже. И отнюдь не через тарелку. Это же она тебя невинности лишила?
– Да, но мне бы и в голову не пришла идея возлечь с ней, если бы я не заразился от нее похотью, - твердо настаивал на своем герцог.
– И, вообще: «Супругу должен избегать жены своей и возлежать с ней на ложе в воскресенье и в праздники», - возведя невыносимо голубые глаза к потолку, юноша продемонстрировал, что и сам недурно знаком с писаниями святых отцов.
– А, между прочим, праздников этих по канону в году аж 128. «А также днем, по средам, по пятницам, во время постов…». Кстати, в общей сложности 86 дней! «…90 дней до родов и 40 дней после них». Короче, сделать одного ребенка еще можно, хотя и сложновато. А вот на второго уже и рассчитывать нечего! Так что, к благородным лордам все это не относится. Потому что наша задача - продолжить род. От тебя вон сам король потребовал не менее двоих сыновей.
– То есть, ты считаешь, что все это пишется для простого народа, а не для дворян?
– принц снова, весьма иронически, приподнял бровь.
Герцог уверенно кивнул. Потом что-то его, все-таки, смутило. Он пожевал нижнюю губу и решительно добавил:
– Для простого люда и для женщин любого сословия. Сама она ничего желать не должна, а только обязана мужа слушать. Кстати, это и у святого Августа есть: «Жена создана для послушания.
– Слушай, кажется, ты не зря штаны протирал в лучших университетах королевства!
– восхитился не слишком щедрый на похвалы брат.
– Мои поздравления.
Юноша, зарумянившись, изящно поклонился.
– Но при всем моем блестящем образовании я одного понять не могу. А именно: чего ты до сих пор на кровати валяешься? В девять нас ожидает осведомитель, который со мной общаться не пожелал. А колокол уже пробил половину восьмого.
Принц резко сел на кровати, меряя брата мрачным и ничего хорошего не обещающим взглядом.
– Нет, я ошибся, - рыкнул он, - вместо башки у тебя пивной котел! Помоги мне сапоги надеть!
Герцог на такую оценку своих умственных способностей явно обиделся. Но спорить не стал. С Дарином спорить вообще никому не рекомендовалось. Потому что в качестве аргумента Его Высочество и в глаз мог дать.
С другой стороны, такой аргумент еще ни один философ оспорить не сумел.
***
Поскольку наши герои собрались на тайную и не предназначенную для чужих взглядов встречу, то и экипировались они соответствующим образом. То есть, надели шляпы с черными пушистыми перьями, черные полуплащи на алых подкладках, и длинноносые маски. И хотя под солнцем - уже не палящим, но все еще изрядно припекающим - в плащах было жарко, а из-под лаковых масок пот катил градом, обычаи, царившие в городе, были строги.
Дело в том, что никто - ни городская стража, ни храмовые зазывалы, ни проститутки - не имели права отвлекать господ, пробирающихся по городу в подобном облачении. Зато любой прохожий, заметив, что за таинственными господами следят, с удовольствием бы об этом им сообщил. Но лишнего любопытства жители Наррои не проявляли. И так было понятно, что господа следуют в катакомбы[3], дабы в тишине старинных переходов обделать деликатные дела.
Вот если бы перья на шляпах были красными, то за героями немедленно увязалась толпа. Потому что алое украшение являлось знаком дуэлянтов. А столь милый любому дворянину способ выяснить, кто прав, в Наррои был запрещен законом. Поэтому поглазеть на дуэли и собиралось полгорода. Все-таки, с развлечениями и в столь благословенном месте образовались определенные проблемы.
Не остались бы без внимания и перья белые, особенно на шляпах аж двух мужчин разом. Потому что это значило, что они спешат на любовное свидание. Да не просто собрались посетить дом с добрыми и щедрыми девами. Их ждал волнительный вечер, а, может, и ночь с дамой честной, возможно и замужней, но пылающим любовью сердцем.
Нет, никого бы не удивило, что пылает оно сразу ради обоих. Как не удивило бы и то, что сердца горят сразу у двоих, например, у нежных сестер-близняшек. Но, согласитесь, от столь пикантной и сладостной тайны любопытство все равно разыгрывается, как аппетит от жгучего южного перца.