Дитя Эльфа и Погремушки
Шрифт:
Постепенно к такому привыкаешь. Тебе становится достаточно себя самой, и ты учишься ходить в кино одна на последний сеанс, не стесняясь отсутствия пары, брать заветные “места для поцелуев”, просто чтобы сесть удобнее, вытянуть ноги и разложить на свободное место ведерко с попкорном и пару бутылок воды.
По выходным я любила исследовать город, заглядывать в маленькие галереи живописи и современного искусства. Особенно радовалась, когда получалось попасть на открытие выставки – как тогда, в день знакомства с Тэдом…
Тэд… Он казался олицетворением этого города, но я поняла это только тогда, когда его не стало. Ему, в отличие от
Вот так обрывается жизнь человека, но это проходит незаметно для других, и только самые близкие могут погоревать несколько дней или недель, но лишь затем, чтобы вернуться в свою жизнь и однажды вовсе забыть того, кого с нами больше нет. Иногда, когда всплывет что-то на поверхность памяти, взгрустнется, вспомнится сумасшедший вечер с шампанским или футболка с надписью “Ненавижу футболки с надписями”. Вспомнятся прикосновения липкими из-за волнения и съеденного французского хот-дога пальцами и желание, чтобы это продолжалось бесконечно.
Автобус опять качнуло, боль из плеча ударила в голову, зазвенела по нервам, заискрилась на кончиках пальцев. Болела новая татуировка – последнее мое приобретение в галерее нательной живописи, куда приехала, чтобы уволиться: нечеткий полукруг, буква V в центре, выходящая за пределы полукруга, справа от нее две точки, слева: точка, точка, тире, точка. Я не знала значение этого символа, просто посчитала важным сделать это и прямо сейчас, не откладывая. Наплевала на рекомендации врачей отказаться от татуировок. Да и отец, когда увидит такую “красоту” на плече, вряд ли обрадуется – по его религии запрещалось раскрашивать тела какими-либо символами.
Опять удалось заснуть, и когда я проснулась, автобус как раз сворачивал на главную улицу небольшого городка, разросшегося из некогда совсем маленькой деревушки. По обе стороны покрытой битым асфальтом дороги рос низкий кустарник, дома, выложенные красным кирпичом, запылились и казались старше, чем есть на самом деле. Людей практически не видно – стрелка часов перевалила за двенадцать, что в любое время года означало нестерпимую жару, изредка разбавляемую порывами горячего ветра, швыряющего пригоршни песка прямо в лицо.
Я вежливо отказалась доехать дальше до противоположной окраины, где стоял дом отца – захудалая, совсем развалившаяся от времени церковь, – и вышла у одноэтажного здания автовокзала. Хотелось зайти в местное кафе, выпить стакан лимонада и прогуляться пешком, впитывая запахи и дорожную пыль города моего детства. Вот здесь, в тени старых, почти иссохших деревьев, я обычно сидела и смотрела на автобусы. Я всегда мечтала уехать и поэтому нестерпимо жаждала посмотреть на тех, кто по доброй воле ехал сюда, чтобы осесть на год или два. Или на всю жизнь.
Звякнул колокольчик над входной дверью, на меня уставились четыре пары глаз: молодая смутно знакомая официантка с кофейником, солидного вида повар в перепачканном маслом фартуке и двое посетителей, скорее всего, туристов, если судить по громоздким рюкзакам, брошенным на полу у столика.
– Что закажете?
Девушка жевала жвачку и рассматривала меня то ли с насмешкой, то ли с
Нора не хотела ничего такого, и вряд ли ее можно винить. Да я и не расстроилась тогда, потому что никогда не считала себя особенно общительной.
– Привет, Нора, – улыбнулась я и откинулась на спинку стула.
– Привет. – Она дернула головой и огляделась по сторонам, словно тот подростковый страх никуда не делся, и ее могут покарать за одно только общение со мной.
– Я бы съела ваш фирменный пирог. – Всегда мечтала заказать, но у отца вечно не хватало денег.
Улыбка прилипла к моим губам, натянутым в тонкую бесцветную ниточку. Несмотря на возможность проспать почти всю дорогу, невыносимо хотелось завалиться на кровать в своей старой комнате и отрубиться на пару дней. Веки поднимались с трудом, и Нору я видела через пелену белесых ресниц.
– И кофе. Черный, – добавила я, когда Нора отходила от столика.
Пирог с кислой вишней на тончайшем слоеном тесте просто таял во рту. Именно таким я его и представляла все то время, пока могла только глазеть со стороны, без права попробовать хотя бы разочек. Одной чашкой кофе дело не обошлось, но это к лучшему – пусть солнце чуть-чуть придержит безжалостные лучи, бесстыдно выжигающие ярко-красные узоры на телах зазевавшихся прохожих. Мне такой аттракцион был противопоказан в силу особенности моей белой кожи мгновенно сгорать, что это могло привести к куда более серьезным проблемам. Так что придется не только, как обычно, напяливать кофту с длинным рукавом, к чему я, в общем-то, привыкла, но и изнывать в ней от жары.
В том городе, откуда я приехала, с постоянными дождями и ветрами, такой проблемы практически никогда не возникало.
– Спасибо! – крикнула я на прощание, не до конца понимая, к кому конкретно обращаюсь, закинула рюкзак на плечи и вышла на улицу.
Пахло пустыней, сухой травой, песком и мокрой шерстью – бродячих собак тут всегда водилось в избытке, и с ними никто не думал бороться, как делают в больших городах. Я старалась держаться в тени зданий, пока шла квартал за кварталом, водя взглядом по сторонам. Я помнила все, и в то же время казалось, что это происходило не со мной, или, как минимум, не в этой жизни. Тогда, в детстве, я не могла даже позволить себе идти вот так, глазея на здания и прохожих, – вместо этого постоянно оглядывалась и вздрагивала, боясь, что кто-то из одноклассников вынырнет из-за поворота, поставит подножку, дернет за старый рюкзак, смахнет с головы капюшон или вырвет из рук сумку.
Узкий покосившийся крест виднелся издалека. Остановившись метрах в пятистах, я стояла и смотрела в одну точку, не решаясь проделать остаток пути и встретиться с тем, кого бросила так внезапно, не успев толком попрощаться или спросить его мнения.
Я убегала. Убегала от себя, от прошлого. От необычного цвета кожи и волос. От насмешек и страха, который, я знала, мой облик внушает каждому второму в этом городе. Сейчас же, возвращаясь, я успела забыть, что влекло или толкало тогда, несколько лет назад.