Дитя короля

Билык Диана

Горячие губы цепко впиваются в мои, не дают ответить. Руки поднимаются вверх и застывают над головой. На миг проваливаюсь в жуткое воспоминание, когда муж заламывал руки, приковывал к изголовью кровати, а затем издевался. Сжимаюсь и сцепляю зубы, сильно прикусывая королю губы.

— Я прогоню его, только доверься, — шипит он от боли, но продолжает целовать. Во рту катается соленый привкус нашей страсти.

Король отрывается от губ, а я шепчу, рассматривая под алой лентой искрящуюся темноту:

— Он слишком въелся в кожу, в мысли, в ощущения… — плачу и натягиваюсь,

когда тепло мужчины убегает прочь, погружая меня в глухую темноту. И через несколько долгих молчаливых минут, я беспокойно спрашиваю: — Эмилиан, ты в порядке? Где ты? — ищу его и натыкаюсь на широкие плечи. Почему он такой холодный?

— Извини, я очень слаб. Нужно было прийти в себя, — говорит он сипло и подается ближе. Обертона его голоса застывают в моих волосах. Я изучаю пальцами сильные мышцы и выраженные шрамы. Это новые, в деревне, когда Эмилиан приходил ко мне, их не было. Такие шрамы никогда не сойдут, потому что нанесены Темными созданиями. Посылаю королю немного лечебной магии, как учили меня девчонки, и он тяжело вздыхает возле уха.

— Нельзя тянуть, Дарайна, — ослаблено, слегка цепляя губами ухо. — Не трать на меня магию, искра не бесконечна-а-а…

Метка внезапно взрывается на животе резкой болью, а возбуждение испаряется.

Я пронзительно и неосознанно кричу, а Эмилиан рычит, но не злобно, а отчаянно.

— Не успеем, милая… — выдыхает он. — Мет-ка. Рассыпается. Я просто не могу больше.

Кровать резко прогибается от его тяжести возле левого плеча, волосы больно натягиваются, и Эмилиан затихает.

Кусаю губы, ищу мужчину руками, перебираю слепо его длинные взмокшие пряди, трогаю щетинки, ищу кончиками пальцев губы.

— Эмиль…

Поднимаюсь, выдергивая клочки волосы из-под тяжелого тела, и залезаю на него сверху. Темнота дрожит и завывает, я хочу скинуть повязку, но боюсь, что дальше не смогу идти.

— Эмилиан, не сдавайся, ты же должен быть сильным, — шепчу, но он не отвечает. Лежит подо мной, будто бревно, и не двигается.

— Что мне сделать? — глажу его неистово. По груди, ниже, по широкому торсу с крепкими мышцами живота. Наклоняясь, слушаю стук сердца и ничего не могу разобрать из-за нервов и переживаний.

И лента мешает. Тянет волосы, слепит, сковывает.

Я должна что-то сделать. Иначе он умрет. А я не хочу этого…

Срываю ленточку и отбрасываю в сторону. Делаю глубокий вдох и открываю веки.

Эмилиан лежит с открытыми глазами, застывшими, будто два топаза. Он смотрит в потолок и не дышит. Крупные губы приоткрыты, а по подбородку стекает капелька крови.

Читаю заклинание лечения, прикладываю руки к его груди, но ничего не происходит. Ни в первый, ни в пятый раз.

— Очнись, прошу тебя… — обсессилев, падаю на него всем телом, обнимаю и тяну к себе. — Ты другой. Я вижу это, не оставляй меня. Пожалуйста… — последнее срывается в тихий шепот.

Эмилиан вдруг выгибается в спине, сдавливает меня руками до хруста ребер, а затем рычит сквозь зубы в потолок.

— Дара, — шепчет он бессознательно. К жизни вернула, но он еще на краю.

Опускаюсь ниже, встаю на колени

по обе стороны от его бедер и решаюсь на то, что никогда не делала добровольно. Целую его, глубоко, откровенно и дерзко. Слизывая солоноватый вкус кожи, вожу языком и плачу. Плачу от радости, когда Эмилиан томно стонет, мотает головой, раскидывая по подушке темные волосы, а под моей ладонью наливается его сила.

Снимать одежду некогда, я просто отворачиваю тонкую ткань платья и отодвигаю мягкий трикотаж белья. Поднимаюсь к распастанному Эмилиану и направляю его в себя. Резко толкаюсь, чтобы не упустить последний шанс спасти отца моего ребенка. Или будущего мужа? Любимого?

Нас обвязывает золотыми лозами, будто жгутами. Они обжигают кожу, пронзают, рвут наживую, и стигма с дикой болью исчезает с живота и застывает на груди новым цветком. Сердцевина пульсирует, лепестки раскрываются, как 3D рисунок, а крепкая нить между нами натягивается, загораясь алым.

И Эмилиан распахивает синие глаза.

Глава 32. Эмилиан

Жилы наполняются силой, магия плещется через край, взрывая в теле маленькое солнце. Боль уходит куда-то на задворки, стоит мне открыть глаза и осознать, что происходит.

— Дара, — шепчу. — Ты… сделала невозможное.

Она накрывает мой рот ладонью и, смущаясь, прикрывает глаза.

— Я не могла дать тебе умереть, — ее голос осип, наполнился интимной бархатистостью, легким доверием.

Девушка все еще в платье, не вижу желанное тело, но чувствую, как горячо в ней, как сильно мне хочется быть еще глубже. Так, чтобы она, взлетала на моих руках, будто у нее выросли крылья.

Тугая плоть сжимает меня, и метка затихает, успокаивается и вливает в кровь сладкое желание отдавать себя до последней капли. Бесконечно и самозабвенно.

Теперь я навечно с ней связан, и это так прекрасно осознавать, что щиплет глаза.

Любимая…

Но не буду ее пугать признаниями, еще не время, и так сегодняшний день — лучший в моей жизни, а Дарайна еще поймет свое счастье.

Тянусь к девушке, осторожно развязываю лиф, хотя руки подрагивают от волнения, размыкаю крючок за крючком, выпутывая тонкие атласные ленточки. Дарайна дрожит от моих прикосновений, старается не дышать и не сводит с меня серебристо-зеленых глаз, в которых пляшут два драконьих огонька. Все ее магические ипостаси мы еще изучим, но чуть позже. Сейчас я безумно хочу подарить ей свободу от ограничений и радость Древней связи.

Пламя желания разгорается, кусает кожу до приятной боли, и Дарайна это чувствует. Когда пытаюсь стянуть платье и освободить грудь, любимая внезапно перехватывает мои руки. Золото мерцает в ее радужках, кончики пальцев нагреваются.

— Мы не можем отступить, Да-а-ара, — шепчу, касаясь ее шелковой кожи ладонью, приподнимаюсь выше, к щеке, губам. — Ты боишься?

— Вижу… его… — она вздрагивает и наклоняется, прячет ладони и лицо у меня на груди, а от ее резкого движения плоть разгорается, и я каменею еще больше. Знаю, что ей трудно, зря ленту сняла. Подзываю притягивающим заклинанием тонкую материю, но Дара не позволяет ее надеть.