Дитя Ковчега
Шрифт:
– Входите, – раздался сильный глубокий голос. Я вошел. Комнату заполняли книги и запах табака.
Настоятель оказался большим краснолицым мужчиной, и его рукопожатие чуть не оторвало меня от пола.
– Добро пожаловать в Семинарию, Тобиас, – пророкотал он. – Твоя слава летит впереди тебя.
Я пал духом. Что он слышал? Неужели ему написал отец, неужели сказал, что я проклят Дьяволом? Не удивлюсь.
Но моя слава оказалась более тривиального характера – она дошла до Настоятеля через кузена миссис Биттс, бывшего тандерспитца, женатого на племяннице его кузена.
– Мне сказали, – продолжил Настоятель, – что ты с пяти лет читал вслух в церкви Тандер-Спита и выговариваешь скороговорки,
Я облегченно вздохнул и улыбнулся.
– Это правда, – кивнул я.
– И? – произнес он, сложив руки.
– Карл у Клары украл кораллы, – рискнул я. Он зааплодировал. – Граф Пото играл в лото, – продолжил я. – Графиня Пото знала про то, что граф Пото играл в лото, а граф Пото не знал про то, что графиня Пото знала про то, что граф Пото играл в лото.
– Далеко пойдешь, – произнес Настоятель, похлопав мясистой рукой по истрепанной Библии. – Так вот, я нашел тебе хозяйку. Ее зовут миссис Фуни, милая женщина, с очень большой… – э, большим сердцем. – И он изобразил изгиб женской груди. Я покраснел. – А пока позволь мне представить тебя остальным студентам.
Студенты завтракали, и трапезная отзывалась пятью дюжинами шумных разговоров.
Настоятель подвел меня к столу.
– Это Фартингейл. – Он показал на юношу с острыми чертами лица, с огромной скоростью загребавшего в рот вареные бобы. Фартингейл оторвался от тарелки. – Фартингейл, а это Тобиас Фелпс, – представил меня Настоятель. – Возьми его под свое крылышко. Он сын пастора, который учился в этой самой семинарии много лет назад. И просто мастер в скороговорках. Рассказал мне в кабинете графа с графиней Пото. Весьма впечатляюще.
Фартингейл одарил меня скорее ухмылкой, чем радушной улыбкой и переглянулся с соседом.
– Рад нашему знакомству, Графиня, – сказал он. – Накладывай бобы. – И он кивнул на металлический чан.
– Что за манеры! – Настоятель хлопнул Фартингейла по спине и от души рассмеялся. Затем развернулся к выходу, сжимая Библию, словно кирпич, который хотел куда-нибудь пристроить. – Зайди в мой кабинет после завтрака, Фелпс, – добавил он. – А Фартингейл закончит вводную часть.
– Ну что, Графиня, – начал Фартингейл, когда Настоятель исчез из виду. – Мы уже поразили Настоятеля, да? Вот и умничка. Знакомься, Поппл, – новый студент, – сказал он соседу, приземистому толстяку с кривыми зубами. – Его зовут Графиня Пото.
И так «Графиня Пото» стало моим прозвищем – вернее, одним из них. Мои друзья-семинаристы почуяли кровь. За время завтрака, пока я знакомился с Попплом, Гэнни, Хиксом, Макгрэтом и другими студентами, меня одарили и другими именами: Пердунишка и Ой-хромой. Я жевал бобы, стараясь говорить как можно меньше. Я вошел в здание преисполненный надежды – а теперь, содрогаясь от узнавания, вспоминал одинокие дни в школе, где меня дразнили остальные мальчишки или я сиротливо играл на площадке.
– И что тебя сюда привело, Графиня? – поинтересовался Гэнни.
– Церковь – мое призвание, – со страхом пробормотал я.
Они хохотали до упаду. А к концу завтрака Фартингейл, Поппл и Гэнни избрали себя моими мучителями.
– Да они просто горланят много, – беззаботно пояснил Настоятель, барабаня пальцами-колбасками по Библии. Я вернулся в его кабинет после завтрака и пересказал кое-что из разговоров. – Боюсь, если ты считаешь Церковь своим признанием, ты здесь исключение, – объяснил он. Меня немного смутила непосредственность, с которой он объявил эту новость. – Большинство этих ребят – младшие сыновья, неудачники в других ремеслах, либо вообще здесь не по своей воле. В этом все и дело. – Он сел обратно за стол и сложил руки в толстый, лишенный остроты шпиль. Я задумался, относится ли это и
Я ничего не сказал; просто сидел, невыразимо несчастный.
– Но, может быть, ты другой, Фелпс, – любезно заметил он. – Если в тебе есть вера, это хорошо. Держись ее. И считай Фартингейла и его дружков испытанием Господним, – предложил он. – Помни про другую щеку, [105] сынок.
– Да, Настоятель, буду.
– И еще одно…
– Да, сэр?
– Мне показалось, ты несешь тяжкий крест, Фелпс. Я прав? Ты не ходишь прямо и слегка сутулишься. А твои ботинки, если можно так выразиться, напоминают пару оладий.
105
Аллюзия на Матф. 5:39: «Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».
Я рассказал ему об изъянах моих ног, о том, что я подкидыш и мне еще в младенчестве покалечили позвоночник.
В своей щедрой и грубоватой манере он проявил сочувствие, однако предостерег меня:
– Ты страдал, Тобиас, я признаю это. Но путь избавления от страданий, сынок, – видеть, что другие претерпевают больше, и помогать им. Если ты действительно считаешь Церковь своим призванием – Господь помоги тебе, – нужно подойти к этому серьезно. Понимаешь?
– Да, сэр.
– Так что ступай, Тобиас, и посети трущобы, которых здесь предостаточно. Микл-стрит, Питерсгейт, Верхний Хэй-сайд – там неси помощь, поддержку и веру нищим из паствы, и ты забудешь свои беды. Вот мой тебе совет. Теперь ступай, устраивайся у миссис Фуни и приходи ко мне, если возникнут трудности.
Хотя это оказалось совсем не тем, что я ожидал от своей первой встречи с будущим призванием, я решил отложить треноги и внять совету Настоятеля. Может, от него я и не получил веского утешения, зато нашел его в ином месте.
Жилище миссис Фуни располагалось сразу за Семинарией, и, лишь только переступив порог, я почувствовал себя дома.
– Заходите, молодой джентльмен! – воскликнула миссис Фуни. – Добро пожаловать! Вытирайте ноги о коврик, и давайте я заварю вам чашечку чая! – Миссис Фуни оказалась именно с такой большой грудью, как изобразил Настоятель, и с таким же большим сердцем. И впрямь эти две черты всегда идут вместе – по моему ограниченному опыту общения с женщинами. Одно без другого не бывает. Не говоря уже о том, что миссис Фуни напомнила мне матушку – даже предложила ячменные оладьи.
Также я познакомился с ее внучкой Тилли, очаровательным кудрявым и пухленьким ребенком семи лет, которая тут же уселась мне на колени и сжала мою ладонь.
– А вы очень волосатый, – отметила она, гладя мое запястье. И вдруг отдернула руку: – Ой! У него блоха!
– Тише, Тилли! – упрекнула ее миссис Фуни. – У нас всех блохи, дитя. Даже у людей Божьих.
Благодаря им, миссис Фуни и Тилли, я неизмеримо воспрянул духом. Тилли помогла мне разложить вещи на каминной полке в спальне, а я дал ей подержать мою ракушку, пока читал вслух Библию.