Дитя Света. Часть 2.
Шрифт:
– Мэйгрид?
– удивилась леди.
– Добрый вечер, леди Деннд, - кивнула я.
– А что вы...
– начала она, но домовой невежливо оборвал:
– К моим гостям с вопросами не приставать. Хоть кто-то помнит, что домовой тоже поболтать любит, - проворчал он.
– Конечно-конечно, господин домовой, - не стала спорить профессор.
С домовыми вообще спорить себе дороже. Он всегда прав, а тебе дорогу в свое хозяйство закажет, и ходи кругами потом, а в дом не попадешь. А если попадешь, то здоровым не выйдешь. Так что я прекрасно понимала, почему леди Деннд никаких возражений не имела и сбежала побыстрей,
– И куда это мы собрались, студентка Ронан?
– поинтересовался декан.
– А тебе, что за дело, нечисть?
– окрысился дядя Мокрей.
– Ступай своей дорогой.
– Хамство вас не красит, дядя Мокрей, - усмехнулся господин Диармэд.
– Ишь, племянничек нашелся, - ядовито фыркнул домовой.
– Топай отседава, я сказал.
– Уважаемый господин домовой...
– Ты на меня чары-то не напускай, враз отдача замучит, - совсем обозлился Мокрей.
– Что ж вы так нервничаете, любезный, - декан вовсе не выглядел испуганным.
– Я всего лишь хотел предупредить, данная студентка не должна долго засиживаться и ввязываться в сомнительные авантюры. А так же не стоит бередить живое воображение этой девушки лишними откровениями и рассказами.
– Без тебя разберемся, нечисть. Тьфу, на тебя, лиходей проклятый.
– Мокрей уцепился за мой палец.
– Идем, девонька. Ну его, неслуха.
– И уже себе под нос.
– Допрыгается, доиграется он у меня.
– Вы ничего не можете мне сделать, - весело улыбнулся Вилей Диармэд, развернулся и пошел вниз по лестнице.
Домовой остановился и посмотрел вслед декану, скрежеща зубами и сжимая кулачки.
– Никак не могу выжить гада этого, - пожаловался он.
– А ты с ними якшаешься. Не дело это. И сдался тебе демоняка этот.
– Я все слышу, - крикнул декан, и голос его отразился жутковатым эхом в пустом здании.
– Тьфу, на тебя, - крикнул в ответ домовой и открыл дверь на чердак.
Я вошла, оглядываясь с любопытством. Чердак был чисто выметен, сверкал чистотой углов и белоснежной скатертью, на которой парил пузатый чайник на подставке. Рядом с ним стояли красивые чашки на блюдцах, вазочка с вареньем, корзинка с баранками и молочник с такими же милыми голубыми цветочками, что и чашки. К столу были подвинуты два высоких стула, укрытые чехлами. На одном стуле красовалась подушка, потому я направилась ко второму стулу. Положила на стол коробку, открыла ее и вдохнула ароматы, витавшие над столом.
– А руки?
– грозно сдвинул брови Мокрей и указал на маленький рукомойник.
Покраснев, я подошла к рукомойнику, согнулась над ним и тщательно вымыла руки. Даже показала ладошки домовому. И лишь после вытерлась о расшитое полотенце. Мой гостеприимный хозяин повторил ту же процедуру и довольно крякнул:
– Милости просим.
– Благодарю, - я присела, как положено по этикету, а потом направилась к столу.
Домовой разлил чай, пододвинул ко мне баранки с вареньем, а сам полностью захапал конфеты. Я несколько мгновений ему позавидовала, потом махнула рукой и налегла на угощение. Обижаться было нечему, земляничное варенье отдавало летом и детством в домике на озере. Я прикрыло глаза,
– Восхитительно!
– воскликнула я, зачерпывая новую ложечку.
– Кхе, - вновь довольно крякнул дядя Мокрей.
– Ты и бараночки кушай, детонька.
Я послушно подцепила баранку и вновь впала в экстаз, Бидди пекла похожие баранки. Они так же таяли во рту. Ох, мамочка, как бы не объестся. Сам домовой налегал на конфеты, причмокивая от удовольствия, громко прихлебывал чай из блюдечка и был совершенно счастлив. Нарушать эту идиллию разговорами не хотелось, потому свои вопросы я оставила на момент, когда от варенья, баранок и конфет осталось одно воспоминание и сытое брюшко.
– Спасибо, дядюшка Мокрей, - удовлетворенно вздохнула я, откидываясь на спинку стула.
– Было очень вкусно.
– И тебе спасибо, девонька, что уважила, навестила, - кивнул в ответ домовой.
– Теперича и поболтать можно. Что ты прознать хотела?
– Да про тех выпускников, чьи голоса вы слышали, - ответила я, блаженно поглаживая животик.
– Вы же узнали их? Иначе, как определили, что выпускники.
– Ой, девонька-девонька, - покачал головой Мокрей.
– И чего тебе спокойно не живется? Ну, признал, как не признать. Они-то шумные. Молодые еще, да глупые, потому шептались, не прикрывшись, как остальные. Громко шептались, а я услыхал.
– Назовите мне их имена, пожалуйста, - попросила я.
– Не скажу, - ответил он, почесывая бороду.
– Недобрым делом маги занялись, ой, недобрым. А ты не лезь.
– Ну, хоть, как выглядят, - взмолилась я.
– Две руки, де ноги, - хмыкнул Мокрей.
– Голова одна. Один чернявый, другой рыжий, третий лысый почти. Ходят они друг за дружкой, как ниточкой повязанные. Но перед тем, как десятая луна наступает. А так будто и незнакомы.
Вот ведь домовой. А я уже ручки потирала, ведь такая малость, вычислить приятелей. А еще чуть себя дурочкой не назвала, что взялась за ауры, а не за связи, а оказывается до десятого полнолуния и выяснять это нет смысла. Рыжий, брюнет и почти лысый... Как это? Короткая стрижка? Так... У боевиков таких трое, у некров один.
– А кто почти лысый, дядя Мокрей? Боевик или некромант?
– уточнила я.
– А уж и не вспомню, - снова навел тень на плетень домовой.
– Почему вы не хотите мне сказать?
– возмутилась я.
– Нечего тебе в гадость эту лезть. Ты светлая, а они муть поднимают. Тут нечисть права, - неожиданно поддержал декана Мокрей.
– Значит, не скажете?
– насупилась я.
– И так сказал лишнее, - отмахнулся домовой.
– Тогда я пойду, - да, я обиделась. Заманил, наобещал, а сам говорить не хочет. Все равно ведь узнаю!
– Иди-иди, детонька, - кивнул он.
– Только не забывай меня, забегай почаще. Да конфетки прихватывай.
– Непременно, - я выдавила улыбку и направилась на выход, но сразу вернулась.
– Дядя Мокрей, а вы видели такие пуговицы у кого-нибудь?
Он забрал пуговицу, повертел ее в руках, даже прищурился, разглядывая бриллиант на свет, и вернул.
– Нет, - ответил он.
– Не видал. А тебе советую, выкинь пуговицу эту, и все свои идеи из головы. Любишься, и любись. Хоть с демоном, лишь бы счастье было. А Киан твой не такой уж и плохой. Живи, да радуйся. А ерунду всю эту забудь!