Дитя Всех святых. Перстень со львом
Шрифт:
Лабиринт закончили в начале осени. Ради всевозможных посетителей, которые могли бы в нем заблудиться, верный путь был отмечен натянутой вдоль стен веревкой. Если же какому-нибудь шпиону пришло бы в голову зарисовать схему, чтобы передать потом эти сведения осаждающим, то он только напрасно потерял бы время. Подобная возможность была предусмотрена заранее. В случае осады защитники первым делом перекрыли бы одни проходы и открыли другие; таким образом, за кратчайший срок весь маршрут менялся до неузнаваемости.
Все свои заботы Франсуа и Ариетта перенесли на обустройство донжона и его пристроек. Башня была восстановлена в первоначальном виде. На нижнем этаже сохранился пустой зал со щитом «пасти и песок», равно
Чтобы избавиться от своего проклятия, Франсуа решил создать там настоящее чудо. Он щедро заплатил архитектору, попросив его воспроизвести в уменьшенном виде такой же стройный, устремленный ввысь неф, как в Святой Часовне [43] . Франсуа заказал также витражи, повествующие о жизни Людовика Святого. Три витража левого придела будут посвящены мирным дням короля Франции. Первый представит юного Людовика, слушающего поучения своей матери — Бланки Кастильской. Второй — довольно часто воспроизводимую картину: король вершит правосудие под дубом. Третий — менее известный сюжет: Людовик Святой отдает свой кошелек бедному студенту, поощряя его ночное усердие к знаниям. Выбрав эту историю, Франсуа получил немалое удовольствие, правда не лишенное лукавства: многие ли знают, что предшествовало сей назидательной сценке? Что касается трех витражей с правой стороны, то они дадут образ Людовика Святого в крестовых походах: садящимся на корабль, участвующим во взятии Дамьетты и, наконец, умирающим от чумы в Тунисе… Но седьмому витражу предстояло затмить все прочие. Расположенный за алтарем, он, разумеется, изобразит святого короля посвящающим в рыцари Эда де Вивре со словами «Отлично, мой лев!» на устах. Витраж должен быть выполнен в пурпурных тонах, поэтому, когда в него ударят лучи восходящего солнца, впечатление будет захватывающим.
43
Сент-Шапель-о-Сен (Святая Часовня на Сене) расположена на острове Сите неподалеку от собора Парижской Богоматери. Шедевр готической архитектуры. Алтарная часть ориентирована на восток.
Шло время. Хотя живот Ариетты и округлился, она по-прежнему оставалась оживленной и подвижной. Ее рыжая шевелюра виднелась повсюду. Она без устали сновала взад-вперед по кишащему муравейнику, в который превратился Вивре, вникая во все и раздавая указания, касающиеся даже мельчайших деталей.
В июле она и Франсуа уже озаботились подбором крестных отца с матерью. Насчет имени ребенка они пришли к согласию сразу же. Если будет мальчик, его назовут Луи, в честь Людовика Святого, если девочка — то Изабелла, в честь Французской Мадам. В отношении крестного отца тоже не имелось никаких сомнений: им не мог быть кто-то иной, кроме Жана. Поэтому Франсуа написал своему брату в Корнуайльский коллеж и без промедления получил ответ.
Жан с радостью согласился быть крестным, но в Вивре приехать не мог. Он был слишком болен. Лишения, которым он подверг себя, серьезно подорвали его здоровье; прибыв в Париж, он чуть не умер. А попав в приют Отель-Дьё, где больных укладывали голышом по трое на одну постель, он, в довершение всех бед, подхватил еще и чесотку. Сейчас он
Что касается крестной матери, то выбор Франсуа пал на Тифанию Рагнель. Говорили, что Тифания Рагнель — самая ученая женщина Бретани, наделенная сверх прочего редким даром предвидения. Но, с точки зрения Франсуа, она была достойна внимания не ради этого. Во-первых, она была дочерью Робена Рагнеля, одного из французских участников Битвы Тридцати, а во-вторых, и в-главных, это была жена Бертрана дю Геклена.
Тифания Рагнель жила в Мон-Сен-Мишеле, капитаном которого был ее супруг. Франсуа и Ариетта направились туда в один из ясных июльских дней. Тифания, принявшая их в большом зале аббатства, несмотря на всю свою ученость и на то, что была замужем за самым безобразным мужчиной Бретани, оказалась писаной красавицей. Белокурая, худощавая, изящная как лицом, так и телом, она чем-то напоминала фею из сказки, так что было неудивительно, если ей приписывали сверхъестественные способности. Франсуа, вспомнивший Бертрана, вытащенного из навозной кучи, спрашивал себя, как два столь несхожих существа смогли встретиться и соединиться в любви. Но в том, что оба были людьми незаурядными, они, бесспорно, подходили друг другу.
Бертран дю Геклен отсутствовал. И находился он не где-нибудь, а в Англии!.. Тифания объяснила своим гостям почему. Это была непростая история. В начале года Бертрана захватил в плен Хью Калверли, гигант-англичанин, участник Битвы Тридцати. Освобожденный под честное слово с тем, чтобы собрать выкуп, Геклен обратился к королю Франции, который пообещал внести половину суммы, а насчет второй посоветовал обратиться к своему брату, герцогу Орлеанскому, находящемуся в плену в Лондоне. Вот поэтому-то Бертран и переправился через Ла-Манш…
Предложение стать крестной матерью Тифания Рагнель приняла доброжелательно, услышав в ответ от молодых супругов тысячу благодарностей. Но у Ариетты была к ней еще одна просьба. Зная о даре Тифании, она просила ее предсказать будущее ребенка. Жена дю Геклена вышла куда-то из большого зала аббатства и вернулась с толстой книгой, которую положила перед Ариеттой.
— Это Вергилий. Согласны ли вы на вергилическое гадание?
Ариетта кивнула.
— Тогда закройте глаза и откройте наугад страницу, ткните пальцем в стих и читайте.
Ариетта исполнила сказанное. Склонившись над манускриптом, она прочла:
— Numero Deus impare primi [44] .
Она взглянула на будущую крестную.
— Что это предвещает?
— Для ребенка — только хорошее…
Однако какая-то недосказанность проскользнула в голосе Тифании. Ариетта почувствовала ее.
— А есть ли там что-нибудь еще?
Тифания Рагнель поколебалась мгновение, потом дополнила предсказание:
— Вам самой следует опасаться четных чисел…
44
Четное число угодно Богу (лат.).
Ариетта де Вивре разрешилась от бремени 30 сентября
1361 года. Франсуа пожелал, чтобы роды состоялись в той же комнате, где он сам увидел свет. Дама-родовспомогательница впервые на своем веку увидела такую роженицу. Ни малейшей тревоги, ни малейшей серьезности, подобающих будущей матери. До самого последнего момента Ариетта не переставала шутить и улыбаться. И только когда все осталось позади, и ей сообщили, что родилась девочка, веселость уступила место волнению. Она потребовала ребенка, взяла его на руки и прошептала: