Дитя Всех святых. Перстень со львом
Шрифт:
— Я был очень молод, монсеньор. И силен. Мне хотелось драться. Когда прослышал о дю Геклене, пошел к нему, в Броонский лес. Да только по дороге наткнулся на шайку Большого Кола…
— Большого Кола?
Управляющий уточнил:
— Кола Дубле, шалопай из соседней деревни, он стал главарем разбойников.
— Знаю… Продолжай, Дуболом.
— Они захотели, чтобы я остался с ними. Сам-то я не хотел, но они меня здорово подпоили. Так я среди них и оказался. А когда Большой Кола помер, они меня выбрали вожаком вместо него. Почти сразу после этого я и попался.
Франсуа задумался. Молодость, пьяный угар… Все это странным
— Дуболом, я дарую тебе помилование и даже сделаю своим оруженосцем. Ты должен будешь повиноваться мне слепо и без единого слова. Ты должен будешь защищать меня ценой собственной жизни и дать убить себя, если я потребую. Так я тебя и буду звать отныне: Оруженосец. И это все. Другого имени у тебя не будет. Ты согласен?
Вместо ответа Дуболом упал на колени и сложил руки, бормоча что-то невразумительное.
— Пусть с него снимут цепи и снарядят, как надо! Пусть он подберет себе коня. Завтра мы отправляемся в Вивре.
На следующее утро, в приму, Франсуа, Ариетта де Вивре, Оруженосец и маленький отряд охраны выехали за стены Куссона. Мороз усилился. Ветви деревьев, сделавшиеся хрупкими, как стекло, ломались под тяжестью снега. Время от времени на их пути попадались мертвые, словно окаменевшие, животные. Путники проехали немногим больше часа, когда вдруг из чащи возник черный силуэт какого-то бегущего по снегу существа ростом с теленка. Ариетта вскрикнула. Франсуа выхватил меч, но Оруженосец всего лишь снял свою каску и перекрестился. Он приблизился к Франсуа.
— Не надо тревожиться, монсеньор, это…
Но Франсуа уже вкладывал меч в ножны. Хоть и не сразу, но он уже все понял и взглянул на Оруженосца с ненавистью.
— Я сам знаю, кто это! А ты должен повиноваться мне молча. Одно лишнее слово, и велю тебя повесить!
Через Ренн они проехали на следующий день. Франсуа едва узнал город, который видел дважды: сначала — вместе с родителями, в Иоаннов день, потом — с бродячей труппой, представляя медведя. Но, сказать по правде, Франсуа мало заботил Ренн. По мере того как они приближались к Вивре, он все чаще спрашивал себя, что сталось с замком с тех пор, как он его покинул в тот злосчастный день 1348 года — день святого Мартена…
Замок Вивре постигла судьба корабля, брошенного командой в разгар бури: он стал игрушкой стихий.
Когда разразилась чума, челядь сбежала вслед за хозяевами. Но некоторых болезнь поразила уже слишком глубоко, особенно стражников. Двое из них остались лежать у бойниц, третий — в открытых воротах. В течение долгих месяцев можно было видеть, как они гниют, потом высыхают. Замок Вивре стал проклятым местом. Даже долгое время спустя после эпидемии его все еще называли «чумным замком». Поговаривали, что его охраняет сама смерть и едва только кто-нибудь осмелится войти туда, как тотчас погибнет.
Через много лет англичане и люди из партии Монфора все-таки заняли его. Прошло еще несколько лет, и по какой-то непонятной причине почти все опустошил огонь. Англичанам пришлось уйти. Тогда обитатели деревни Вивре решили поднять замок из руин ради самих себя, чтобы превратить его в убежище. Но едва они начали работы, как небывалый ливень обрушил все то, что еще стояло. Это была последняя
Это и обнаружил Франсуа, поднявшись на очередной холм в первый день 1361 года. Морозы закончились; растаявший снег представил взору удручающую картину; заходящее солнце придавало ей еще больше мрачности.
Стены обвалились почти повсеместно, подъемный мост потерял половину своих досок, башни зловеще почернели. Пройдя через обугленные ворота, Франсуа вздохнул. Но Ариетта звонко рассмеялась:
— Разве это не чудесно?
Франсуа посмотрел на нее с удивлением. Они стояли перед большим квадратным подворьем, где была когда-то людская. Чтобы догадаться сейчас, чем было это здание когда-то, надо было видеть его раньше. Самые большие разрушения случились именно здесь: кучи камней, торчащие бревна, битая посуда. Среди обломков и мусора шмыгали бесчисленные кошки.
— Не вижу тут ничего чудесного!
— Но как же! Ведь мы можем все тут перестроить заново, по собственному вкусу — больше, красивее! Разве теперь у вас не достаточно денег?
А ведь и правда! Получив во владение сеньорию Куссон, Франсуа стал первым из рода Вивре, у кого доставало богатства на все… Он посмотрел на свою жену с восхищением. Да, восхитительная Ариетта все воспринимала с воодушевлением! Там, где ему самому виделись одни лишь унылые руины, она усмотрела начало нового, захватывающего приключения. Они сами создадут свой замок! Они будут его хозяевами вдвойне, потому что замок Вивре станет совершенно не таким, каким его возвели далекие предки, но таким, каким они сами захотят его увидеть…
Они миновали вторую обводную стену, столь же обветшалую, как и первая, и приблизились к донжону. Центральная башня осталась невредима и держалась прямо, зато часовня исчезла полностью. Крыло, на довершение которого никому из Вивре не хватило денег, практически не пострадало. Как ни парадоксально, но это оказалась одна из наиболее сохранившихся частей замка.
Франсуа проник в донжон. Из пустого зала на первом этаже исчез щит «пасти и песок», но высеченные в камне слова «Мой лев» не стерлись. Это наполнило Франсуа живейшей радостью. Лестница пребывала в очень плохом состоянии, и он ступал с предосторожностями. Ариетта двигалась следом. Ей, как мог, помогал Оруженосец. Быстро миновав караульное помещение на втором этаже, Франсуа взобрался на третий и с волнением вошел в свою комнату: стекла исчезли, бретонская кровать — тоже, пол завален мусором…
Он продолжил подъем. Спальня его родителей тоже была совершенно опустошена, но комната напротив, владение его матери, осталась почти нетронутой. На полу скопились настоящие залежи всякого хлама. Франсуа узнал даже страничку со своими письменными упражнениями, которые делал 11 ноября 1348 года, перед самым бегством. Имелись тут и книги. Он поднял одну наугад и прочитал: «Ледяные души». Он отложил ее и поднялся на дозорную площадку.
В лучах заходящего солнца вид, открывавшийся до самого моря, был великолепен. Ариетта пришла в восторг. Франсуа вспомнил свой красный сон. Ведь его действие происходило именно здесь. Некоторое время он даже смотрел на залитую красным светом местность, ожидая, что вот-вот раздастся хлопанье крыльев Турнира, летающего коня. Он взял свою жену за руку: вот они и дома. Наконец-то!