Дитя Всех святых. Перстень со львом

Намьяс Жан-Франсуа

Когда служебные обязанности не удерживали его в лагере, Франсуа жил в королевском дворце. Приемы там случались многочисленные. Раньше он всегда ходил с непокрытой головой, но теперь завел себе шляпу, черно-красную, своих цветов, поскольку, будучи испанским грандом, имел привилегию и даже обязанность находиться в присутствии короля в шляпе.

Франсуа стал объектом всеобщего внимания, особенно со стороны дам. Кроме своего титула он обладал еще и тем неоспоримым преимуществом, что был французом. Его просили рассказать о Париже, об Англии, откуда, как стало известно, он совершил побег. Вокруг него складывалась настоящая легенда.

И к тому же он был так красив со своими белокурыми кудрями и обликом древнегреческого воина! Молва сделала его неотразимым соблазнителем. Разве не ходил слух о том, что даже дочь герцога Лермы, сама Леонора, неприступная вдова канцлера, не устояла перед его обаянием?

Однако благородные дамы Кастилии были разочарованы. Франсуа проявил себя любезным с каждой, нежным — ни с одной. Просто он оставался верен жене, хотя эта верность и могла бы показаться странной, ведь не колебался же он нарушать ее в других обстоятельствах. Но тогда шла война, и возможность неотвратимой смерти давала ему в собственных глазах право на последнее наслаждение. Теперь же он этого права лишился. Был мир, Франсуа жил во дворце, а его единственным отношением к воинской жизни осталась повседневная муштра…

В феврале 1375 года, после мрачной зимы, когда любая мысль об Ариетте становилась для него пыткой, томясь в монашеском целомудрии, на которое он сам себя обрек, Франсуа получил, наконец, долгожданную весть: его вызывают во Францию, и даже больше того — прямо в Бретань, куда готовит высадку четвертый сын Эдуарда III Эдмонд Кембриджский!

Возвращаясь в приподнятом настроении, полные оптимизма, Франсуа и другие рыцари, практически все бретонцы, скакали чуть ли не наперегонки, чтобы поскорее вернуться домой. Однако их задержала неблагоприятная погода, и до Ренна, где тогда находилась французская армия, возглавляемая Оливье де Клиссоном, они добрались только 2 апреля, в Вербное воскресенье.

В течение всей мессы, посвященной этому празднику, Франсуа не мог оторвать взгляда от первых рядов, занятых носителями самых громких имен Бретани. Всех их он уже видел при Оре, но сейчас особенно остро чувствовал, какая это высокая честь — находиться рядом с ними. Кроме Клиссона там присутствовали: Бомануар, Роган, Рошфор, Лаваль, тесть дю Геклена… Отсутствовал только сам коннетабль, задержанный королем.

Франсуа надеялся отлучиться из армии на несколько дней, чтобы наведаться в Вивре, но его надежды не оправдались. На следующий же день Оливье де Клиссон отдал приказ выступать; им предстояло начать осаду Кемперле, точнее, замка Ла-Мотт-Мерсьо, защищавшего подступы к городу, грозной крепости, возведенной совсем недавно и ради этого названной Новым Фортом. Да и командовавший ею был не менее грозным противником: это был Джон Деверекс, английский капитан, известный своим коварством и полководческими талантами.

Вместе со всеми Франсуа пятнадцать дней стоял лагерем перед Новым Фортом, мрачно рассматривая его огромные башни и впечатляющий дозорный ход. Судя по качеству оборонительных сооружений, осаде предстояло стать долгой, если не бесконечной.

И в самом деле, хотя французская артиллерия предприняла систематическую бомбардировку, это совершенно ни к чему не привело.

Утром 20 апреля Франсуа и Бидо ле Бурк прохаживались вдоль стен, когда вдруг стали свидетелями такого же инцидента, как и при Сен-Севере. Между двумя рыцарями, французским и английским, одним снизу,

другим сверху, завязалась перебранка. У обоих оказалась горячая кровь, и оскорбления становились все более грубыми. В конце концов, француз не выдержал, ушел и вернулся со своими людьми, несущими необходимое снаряжение: осадные лестницы, щиты. По собственному почину они бросились на приступ.

Вскоре их примеру последовали другие. Начался самопроизвольный штурм, вопреки приказам командующего, который пытался его остановить.

Как и в предыдущий раз, Бидо без колебаний присоединился к штурмующим; Франсуа — тоже. Следует покончить с этим как можно скорее! Чем раньше они возьмут крепость, тем раньше Франсуа сможет вернуться домой…

Никогда еще поговорка, что удача улыбается смельчакам, не казалась более верной, чем в то утро 20 апреля 1375 года! Совершенно ошеломленные этой неожиданной атакой, защитники не поспевали оказывать сопротивление нападавшим. Камней и стрел было явно недостаточно, чтобы сдержать натиск.

Франсуа карабкался вместе с остальными, преисполненный восторга. Подгоняло его не только участие в излюбленном военном предприятии — штурме, но и мысль о том, что каждая ступенька приближает его к Вивре. Вскоре он очутился на самом верху, на дозорной тропе. Франсуа раскрутил над головой свой боевой цеп, крикнул:

— Мой лев!

И бросился вперед очертя голову.

Он был даже удивлен тем, как мало сопротивления ему оказали. Англичане отступали перед ним и разбегались в беспорядке. Захватив стены, французы решили развить успех, бросились к донжону…

И вот тут, откуда ни возьмись, повалили английские солдаты. Они отбили стены и воспрепятствовали подъему остальных штурмующих. А тех, кто рискнул углубиться внутрь, окружили. В мгновение ока Бидо, Франсуа и несколько сотен других были безжалостно атакованы и опрокинуты. Растерянность защитников оказалась не более чем притворством. Нападающие попали в ловушку. И как только они раньше не догадались об этом, зная, что имеют дело с таким коварным капитаном, как Джон Деверекс! Оставалось только сдаться.

Франсуа вместе с несколькими десятками других рыцарей заперли в просторном каземате. Некоторое время он надеялся, что вскоре будет освобожден, как то случалось раньше — под честное слово и обещание выкупа. Но не тут-то было. Деверекс был не прочь отпустить пленников, но лишь после того, как осада замка Ла-Мотт-Марсьо будет снята. Однако в тот же день стало известно, что Клиссон, нимало не заботясь об ослушниках, которые дали себя провести, продолжил осаду.

Франсуа томился в застенке среди вони и тесноты, все больше страдая от невыразимой тоски. Его муки усугублялись сознанием того, что он заперт совсем рядом от дома. Франсуа горько корил себя за проявленное легкомыслие, если не сказать глупость. Бидо рядом с ним, как и всякий раз, когда лишался вина, превратился в жалкую развалину…

***

Освобождение оказалось столь же быстрым, сколь и неожиданным. Причиной его стало отнюдь не взятие крепости и не снятие осады. Своей свободой Франсуа был обязан соображениям высшей политики, куда оказались замешанными Папа Григорий XI, Карл VI и Эдуард III. По просьбе верховного понтифика оба короля согласились подписать перемирие 1 июля 1375 года в Брюгге. Оно предполагало прекращение боевых действий сроком на один год и освобождение всех пленных, захваченных на войне.