Диверсант. Дилогия
Шрифт:
– А какое сегодня число?
– Первое июля, десятый день войны, – снова посерьёзнела девушка, не спуская с незнакомого парня ставшего вдруг подозрительным взгляда.
Наверное, его после взрыва всё‑таки контузило. Девушка о войне говорит, он сам понять не может, куда его занесло.
– Месяц, год, какой вы говорите? – переспросил изумлённый Александр.
Тут уж девушка удивилась:– Я и говорю – первое июля тысяча девятьсот сорок
– Правда?!
Внезапно Александр услышал странный незнакомый гул, идущий откуда‑то сверху. Гул был натужным и ничего хорошего живущим на земле не обещал. Он предупреждал: «Везу‑у, везу‑у‑у…»
Александр поднял голову и увидел идущие ровным строем звенья тяжело груженных самолётов, по‑видимому – бомбардировщиков, сопровождаемых юркими истребителями.
Олеся проследила за его взглядом и тоже увидела самолёты:– Опять летят!
– Кто «летят»?
– Да самолёты ж фашистские! Города русские бомбить полетели! А наших самолётов что‑то не видно! Кто же остановит эту чёрную силу? – с горечью в голосе проговорила она.
И это заставило Александра поверить в страшную, неправдоподобную, но реальность. Шок и столбняк! Так сильно его никто в жизни не удивлял.
– Вы не контужены, товарищ? – участливо поинтересовалась девушка.
– Был взрыв, куртку посекло, а на мне – ни царапинки, – честно ответил он.
– А, понятно! Вот вы всё и забыли. Сами‑то откуда будете?
– Из Москвы.
– Из самой столицы? И Сталина видели?
– Нет, только на фотографиях.
– Да что же мы в дверях стоим, вы же, наверное, есть хотите? Проходите в избу!
Александр прошёл в комнату. Обстановка бедноватая: кровать с панцирной сеткой и никелированными шишечками, домашний коврик на полу и уж совсем древний круглый репродуктор в углу.
Вошла девушка, неся крынку молока и каравай хлеба.– Вы уж извиняйте, товарищ москвич, разносолов у меня нет – чем богата…
Она налила в кружку молока, отрезала ломоть хлеба. Особо есть Александр не хотел, но, учитывая обстоятельства, решил подхарчиться – ещё неизвестно, когда придётся поесть в следующий раз. Молоко оказалось очень вкусным: густым, с толстым слоем сливок вверху, да и хлеб отличный – с хрустящей корочкой. Александр выпил всю крынку, умял половину каравая; смахнув крошки со стола в ладонь, закинул в рот.– А что сейчас в мире творится, где фронт?
– Отступают наши, по всем фронтам отступают. Говорят – немцы Борисов взяли и Бобруйск.
– Это далеко отсюда?
– Двести километров в сторону Москвы. Мы в немецком тылу уже.
– Немцы
– Чего им тут, в болотах, делать? Они по дорогам прут. Я их не видела даже.
– Даст Бог – и не увидишь.
– Я комсомолка, и в Бога не верю.
– А зря! Только в него и можно верить, остальные врут.
Девушка обиженно поджала губы.– Ну а власть у вас в районе какая‑нибудь есть?
– Не знаю. Отца в армию неделю назад забрали, про Пинск не слышала ничего.
Александр сидел в полной растерянности. Ладно бы контузия была, а то ведь – сорок первый год! А может, девушка ненормальная, а он ей поверил…
– Радио работает?
– Нет, конечно, – вздохнула девушка.
Надо зайти к соседям, у них узнать. Александр встал, поблагодарил девушку за угощение.– Как тебя звать, красавица?
Щёки девушки вспыхнули румянцем – так в деревне её никто не называл.– Олеся.
– В деревне живёт ещё кто‑нибудь?
– Одни старики и старухи остались. Из молодёжи до войны одна я была. А мужиков в армию призвали. Вы‑то почему не в армии? Или больной?
– Ага, больной, – отшутился Саша.
– А с виду – так и не скажешь, – покачала головой Олеся.
– Подскажи‑ка, Олеся, в какую сторону шоссе?
– А вам какое? Если на север, то будет Минское, до него часа три пешком. Если на юг, так Пинское будет, до него поближе – часа два идти. И железная дорога там же.
Александр снова уселся и задумался. Если всё услышанное от девушки – правда, то надо обдумать ситуацию. Идти к своим, прорываясь через линию фронта? Далековато, а главное – если и выйдет, так документов нет, назвать адрес и место работы не может. Ведь НКВД проверять будет, а в отделе кадров метрополитена гражданин Дементьев Александр, тридцати шести лет, москвич, не судимый, беспартийный – не значится. Стало быть – шпион! И по законам военного времени его – к стенке! Александр передёрнул плечами, представив такую перспективу.
Ещё вариант – отсидеться здесь, в этой Богдановке. Но рано или поздно сюда заявятся немцы. Кто такой? Почему здорового мужика в армию не взяли? А может – партизанить оставили? Перспектива незавидная.
А впрочем… Его в мирное время готовили к разведывательно‑диверсионной деятельности во вражеских тылах – на случай войны. Сейчас война, и тыл самый что ни на есть вражеский. Он хоть и не призван, но, попав в непредвиденную ситуацию, должен действовать по совести, по велению души и в соответствии с его представлением о воинской чести. Враг топчет его землю, убивает его соотечественников, значит – и поступать ему надо соответственно.