Диверсант. Дилогия
Шрифт:
– Стой, кто такие?
– Свои, из окружения выходим.
– Сдайте оружие и – к командиру.
– Вы‑то сами кто будете? Мы красноармейцы, и цивильным не подчиняемся.
– Ополченцы мы. – В доказательство парни сняли с плеча винтовки.
– Тоже мне аргумент. Оружия сейчас только у ленивого нет. Шли бы вы, парни, своей дорогой.
Ребятки, однако, обиделись, щёлкнули затворами.– Руки вверх!
Саша– Ты винтовку свою вон туда, на немцев направляй. Мы только что на переправе двух боевых товарищей потеряли, а ты стволом в меня тычешь!
– Сдайте оружие!
– А ты мне его давал? Я немца убил и автомат забрал. Ты скольких немцев сам, своей рукой убил? Чего молчишь?
Ополченцы молчали, переглядывались.– К начальнику положено всех вести, кто с немецкой стороны приходит.
– Ладно, чего с вами разговаривать? Ведите к командиру!
Бойцы повесили на себя автоматы, Саша взял портфель. Ополченцы шли впереди, показывая дорогу.
Окруженцев привели в полуразрушенное здание. На первом этаже уцелевшего левого крыла расположился штаб батальона. За столом – письменным, обычного вида, сидел командир со звездой на рукаве и без знаков различия.
Комната скудно освещалась неверным, колеблющимся светом коптилки, сделанной из снарядной гильзы.
– Товарищ комиссар! Троих подозрительных задержали! Приплыли с той стороны, оружие сдать отказываются.
Политрук поднялся из‑за стола. Был он молод – лет двадцати шести, и форма на нём сидела, как на корове седло. Видимо, в армии он не служил никогда.
Саша таких не любил. Одно дело – руководить за столом, и совсем другое – боевыми действиями на фронте.
– Командир истребительного батальона Винокуров, – представился комиссар. – Кто такие?
– Красноармеец Терёхин.
– Красноармеец Кузьмичёв.
– Красноармеец Пилипченко.
Бывшие окруженцы представились.– А документы у вас есть?
Саша поставил портфель на стол, открыл его и достал пять красноармейских книжек. Комиссар просмотрел их.
– Почему книжек пять, а вас трое?
– Двоих наших товарищей убило при переправе.
– Жаль. Что за портфель?
– Это трофей – офицера немецкого убили. Карта там и бумаги, все на немецком. Показать бы это всё командованию, может, важное что?
– Хм, похвально. А как же вы через немецкие позиции на той стороне Днепра прошли?
– Где ползком, где с огнём прорывались.
– Занятно, занятно! На самом оживлённом участке прошли. Как только вам это удалось?
Комиссар повернулся к ополченцам.– Расстрелять!
Приказ был неожиданным – как для бывших окруженцев, так и для самих ополченцев. Несколько мгновений в комнате висела тишина.
Вдруг Сергей с треском рванул на себе нательную рубаху, разодрав её до
– А это видел? Ты что же думаешь, мы знамя из немецкого тыла вынесли для того, чтобы здесь от пуль своих погибнуть? Ах ты, крыса тыловая! За немцев нас принял? А это ты видел? – Сергей указал на татуировку на груди. Там были выколоты профили Ленина и Сталина, какими их изображали на плакатах.
Пушкарь потянул за край знамени и с трудом размотал волглую ткань.– Сюда смотри, комиссар!
Один из ополченцев прочитал вслух: «Двадцать четвёртая стрелковая дивизия».
– Товарищ комиссар, это же знамя дивизии!
– Сам вижу, не слепой, – буркнул комиссар. – Ошибочка вышла, приказ о расстреле отменяю.
Он уселся на скрипучий стул и принялся крутить ручку полевого телефона. На том конце ответили.
– Да, это я, Абрам Винокуров. Тут мои трёх окруженцев задержали. Нет, с документами немецкими, а главное – со знаменем. Да, понял, жду.
Саша и двое его товарищей стояли у стены. «Опять „радостная“ встреча у своих. Без малого не шлёпнули. Ей‑богу, в немецком тылу безопаснее. Надо было нож в сапог сунуть. Вероятно, комиссар начальству названивал. Сейчас заявятся, снова допрашивать будут. Если всё же расстрелять решат – брошусь к автомату, он недалеко лежит. Постреляю, кого смогу. Повезёт – уйду, ну а если нет…» – думал Саша.
Вид у его товарищей был понурый – даже у Сергея, который рассчитывал на медаль.
«Ведь приходил я уже к нашим раз, в фильтрационный лагерь попал. Что меня второй раз понесло?» – размышления у Саши были нерадостные.
Распахнулась дверь, и вошёл командир – лет сорока, с пшеничными, как у маршала Тимошенко, усами. Форма на его фигуре сидела как влитая, и сразу было видно – кадровый военный. На петлицах – майорские шпалы, только вот сами петлицы василькового цвета. НКВД.
Вошедший за руку поздоровался с комиссаром.– Что у тебя за происшествие, Абрам?
– Эти люди портфель с немецкими документами принесли и знамя.
– Покажи.
Ополченец взял со стола знамя, развернул.– Так это же знамя двадцать четвёртой дивизии, – не скрыл своего удивления майор, – она под Могилевом сражалась. – Где взяли? – повернулся он к Саше.
– Легковушку немецкую расстреляли, забрали портфель и знамя.
Глаза у майора стали холодными и колючими. «Видно, амбец нам приходит», – с тоской подумал Саша. Однако майор неожиданно шагнул вперёд, обнял Сашу, пожал руки его товарищам.– За знамя спасибо. Мы ведь никаких сведений о дивизии не имеем. Выходили отдельные бойцы, а где штаб, что с ним? Где знамя? Я – майор Фадеев, Евгений Ильич, – представился он, – командир полка.