Диверсия Мухи
Шрифт:
Ах, подлая!
Маша вспоминала подробности дорожного знакомства, и в них открывался новый, непонятный ей раньше смысл.
Началось все, пожалуй, с кепок. Нина взяла себе, ха-ха, в этом есть общественный вызов. Тогда и Маша за компанию взяла кепку, не подозревая, что напяливает на голову примету, по которой ее узнает водитель «Линкольна». Это он звонил на мобильник Нине… То есть какой Нине?! Мария она! Тезка! Потому и не раскрылась подмена. В аэропорту водитель встретил девушку в заметной кепке, спросил: «Мария?», – и Маша, конечно, подтвердила…
Можно было заподозрить неладное,
Проверяя свою догадку, Маша вынула обойму из пистолета. Так и есть, патроны укороченные. Тот же пистолет Макарова, да не тот, патроны в нем послабее. Выдается такое оружие охранникам и частным сыщикам. У государственных людей, где бы те ни служили – в армии, в милиции или в ФСБ, – и патроны мощнее, и пистолет соответствующий.
Так что все верно. «Линкольн» с телохранителем прислал не Николай Иванович. Похоже, этот человек (богатый, если судить по машине) знал, что Марию попытаются перехватить «братья». И она знала. Так перепугалась, что подсунула вместо себя Машу. Даже счастье увидеть преподобного корейца ее не соблазнило.
Скорее всего, Мария под шумок смылась на машине ФСБ. Как было приказано, водитель отвез ее в Укрополь, а потом, конечно, доложил Николаю Ивановичу, что задание выполнено. Тот наверняка уже и Деду позвонил: «Не волнуйтесь, внучка на месте». Значит, искать Машу начнут не скоро.
Самое обидное – то, что самозванке ничто не мешало поселиться в Машином доме. Ну да! Маша ей много про себя рассказала. Наврать соседям: я, мол, подруга, и они дадут ключи, не побоятся. Дом-то, считай, пустой. Остались старые вещи – жить можно, а воровать нечего.
Бывают же гадюки на свете! Наверное, валяется сейчас на Машиной кровати, и кот Барс, оставленный в Укрополе из-за привязанности к старому дому и вредных привычек, залез к ней и трется затылком, требуя молока…
Так, лирику отложим на потом. Сейчас надо выяснить, почему братья с таким трепетом относились к желтому чемодану.
Маша порылась в чужих вещах (буду носить ей назло! И Версаче, и «Тати», мое-то все мокрое). Под нижним бельем обнаружилась картонка, делившая чемодан пополам, а под картонкой… брошюрки! Преподобный Сан, «Любовь и верность в вопросах и ответах». И еще преподобный Сан, «Церковь Христианской Любви и Единения». Такие же точно стояли на полке в Машиной келье. Неужели из-за этой фигни убили водителя?!
Нет, под брошюрками, покрывая все дно чемодана, лежала большущая коробка из-под шоколадных конфет. «Вишня с ромом»… Как же! Коробка была запаяна в целлофан и вдобавок завязана ленточкой, но Маша поспорила бы, что ни вишней, ни ромом в ней давно не пахнет. Хотя бы потому, что никто не положил бы конфеты под тяжелые брошюрки.
Не развязывая, она сняла с углов коробки ленту, стянула целлофан… Сердце выскакивало из груди. Что-то здесь тайное, может быть, опасное для жизни. А то бы почему Ганс не захотел даже приоткрыть чемодан?!
Под
Маша хотела закрыть коробку и вдруг увидела кусочек фотопленки. Он встал ребром, завалившись в ячейку для конфеты. Маленький, с половину кадра.
Влипла! Это же маячок, вроде волоса, который Маша повесила на плащ, чтобы узнать, не шарил ли кто-нибудь в карманах. Теперь пленка засвечена. Остается проявить ее, и станет ясно, что коробку открывали…
Вся кровавая возня вокруг чемодана оказалась проверкой для Марии, ни больше ни меньше. Дали коробку, приказали доставить. Преданный в доску человек вроде Ганса так и сделает. А тот, кто думает о себе больше, чем о братстве преподобного Сана, в коробочку-то и заглянет: что я везу? Не схватят ли меня в аэропорту с наркотиками или взрывчаткой?… Конфеты могут быть обычными, да дела, в которые замешана посвященная пятой ступени, секретные. Прошла проверку – молодец, узнаешь еще больше и поедешь в Корею к преподобному. Не прошла… Ох, недаром Ганс так осторожничал с чемоданом. Едва ли он знал о пленке, зато усвоил, что за любопытство здесь жестоко наказывают.
Скрипнула заклиненная кепкой дверь. Кто-то ее толкнул, не смог открыть и постучался. Сейчас войдет Ганс и скажет: «Сестра, тебя ждут»…
Маша надела сырой плащ и сунула в карман пистолет. Шагнула к двери, вернулась и набросила одеяло на чемодан и коробку. Лучше, если Ганс не сразу все поймет.
Глава VII ПОПАЛАСЬ?
Еще спишь, сестра? – спросили из-за двери.
Голос был девичий. Немного успокоившись, Маша стала дергать ручку, но «Краснодарские авиалинии» крепко сидели в щели. С той стороны подтолкнули, и дверь открылась. На пороге стояла вчерашняя «баскетболистка».
– И завтрак проспала, – сказала она, глядя на Машин плащ.
Сама «баскетболистка» была в футболке и в купальных трусиках. Наверное, уже успела об-макнуться в море. Наклонившись со своих высот, она выполнила здешний ритуал: чмок сестру в правую щеку, чмок в левую. Маша как бы нечаянно распахнулась, показывая, что под плащом одно белье. Мол, накинула вместо халата.
Оля, – представилась «баскетболистка». – Это я тебе чаю принесла.
Продолжая играть в сотрясение мозга, Маша скорчила горестную гримасу и пожала плечами: рада бы ответить, да не могу.
Ты немая?
Маша сначала покивала, потом помотала головой. Огляделась – в келье не было ничего пишущего.
Минуточку! – Оля без церемоний зашла в ближайшую келью и вернулась с ручкой и толстой тетрадью.
Интересные записи делала Машина соседка (или сосед?). Например, «Что есть любовь?» Или: «Мы – дети преподобного Сана». Полистав тетрадь, Маша вырвала из середины чистый листок и написала, что она Маша, что вчера попала в автомобильную аварию и с тех пор ни слова не может сказать.