Диверсия Мухи
Шрифт:
Везде так. Мы ходили по Арбату с копилкой, деньги на мир собирать, – ответила Маша.
Это была почти правда: встречала она этих сборщиков и, знать не зная о братстве, опускала мелочь в их оклеенные бумагой копилки. А то неловко гулять и мороженое кушать, когда твои ровесники борются за мир.
Каждый раз как будто открывают матрешку, а в ней – еще и еще, – шептала Оля. – И уже страшно: что там внутри? Может, на пятой ступени окажется, что мы вообще какие-нибудь сата-нисты?
Я ничего такого не знаю, – сказала Маша. Вспомнила о своей пятой ступени и строго добавила: –
Оля поежилась:
Объясняли. Учение надо постигать шаг за шагом, чтобы отсеять сомневающихся и недостойных. Нельзя учить человека плавать, бросая на глубину… и так далее. Но мне все равно иногда кажется, что меня дергают за ниточки, как марионетку.
Ох, как Маше хотелось сказать: «Конечно, дергают! Вчера ты заработала на «мышках» баксов триста для папочки Сана. За это и койку тебе дают, и мозги пудрят, чтоб не убежала». Но если бы великанша услышала от пятиступенчатой сестры такую ересь, то наверняка решила бы, что ее проверяют. Еще, чего доброго, побежала бы к брату иерею докладывать.
Основ не знаете, отсюда сомнения и нетвердость в вере, – к месту вспомнила Маша и продолжала точно «по Гансу»: – Ну-ка, быстренько, из «Откровений» преподобного: «Все святые, включая Иисуса…»
«…должны уважать вас, потому что даже Иисус не смог сделать то дело, которое вы сейчас делаете»…
На этих словах в голове у Оли как будто сработал переключатель, и великанша сомневающаяся превратилась в великаншу восторженную.
Я так счастлива, что мы живем в одно время со Спасителем! – зашептала она, обняв Машу. – Ведь мы могли родиться раньше и ничего бы не узнали!
А уж я-то как счастлива! – поддакнула Маша.
По горячей щеке великанши побежали слезы:
Истинно говоришь, сестра!
«Я?!» – про себя удивилась Маша. На ее-то взгляд она не высказала истин, которые стоили бы рыданий. Разве что повторила слова Ганса… Нет, что-то здесь было не так. Самое странное, что и у нее слезы наворачивались на глаза. Безо всякой причины, а просто за компанию с доброй великаншей, которую она, между прочим, обманывала на каждом шагу.
Маша вспомнила про горькую таблетку, которая еще блуждала в крови, только спать от нее почему-то не хотелось. И о том, как американцы допрашивали Деда под «сывороткой правды». Это название придумали журналисты, а на самом деле «сыворотка» – сложная смесь лекарств, от которой человек теряет все защитные барьеры. Он перестает различать хорошее и плохое, врагов и друзей, он всех любит и рад ответить на любые вопросы.
А ведь похоже, что в этой радостной обители все немножечко под «сывороткой»! Добавят ее в компот – вот и счастье в доме, братья и сестры ходят со своими приклеенными улыбками, и ни у кого никаких сомнений. А Оля засомневалась, потому что великанша. Ей в армии полагался бы двойной паек, а здесь, наверное, не подумали, что долговязой сестре нужно увеличить дозу «сыворотки»… Версию стоило проверить. Пошарить ночью на кухне, посмотреть, какие продукты на полках…
Между тем восторженный порыв Оли кончился так же внезапно, как и начался:
Пойдем спать, – зевая, сказала она, – Ма-русь, ты больше не броди
Маша поняла, что вспыхнувшее в темноте окно было ее, а не Олино. Ну конечно! Там еще мелькало розовое, и она подумала, что кто-то надевает халат. А то была ее купальная простыня, оставленная под одеялом изображать спящего человека.
Зачем ты приходила? – холодно спросила Маша.
Великанша ответила с обезоруживающей прямотой:
Посмотреть, как ты спишь. Мне же врач велел за тобой приглядывать.
Маша опять вспомнила Деда: «Тут и сел старик»… С таким добровольным шпиком за спиной скорее попадешь к пираньям, чем разыщешь выход с базы! И она добавила льда в голос:
По-моему, врач не говорил, чтобы ты проверяла меня по ночам, сестра.
Но я же беспокоюсь! – добродушно возразила Оля.
Видишь ли, сестра, есть причины, по которым посвященные пятой ступени получают отдельные комнаты, – смутно намекнула Маша, сама не представляя себе этих причин. – Конфеты у меня видела? Брат казначей и брат иерей подарили. За службу.
Упоминание о старших братьях сильно подействовало на великаншу.
Извини, – забормотала она. – Я не подумала… Я не хотела!
Ничего-ничего, скоро все сама узнаешь. Старайся, сестра, преподобного увидишь! – подбодрила ее Маша.
Проводив Олю до ее кельи, она вернулась к себе и проверила маячки. Крохотные клочки бумаги, зажатые один под крышкой чемодана, другой в дверце стенного шкафа, оказались на месте. А из коробки пропала конфетка. Это совсем успокоило Машу: так не шпионят.
Ночь еще не кончилась, и она решила, что успеет обследовать чердак.
Глава XVI НОВЫЕ НАДЕЖДЫ И РАЗОЧАРОВАНИЯ
У дома, вырубленного в скале, не могло быть настоящего чердака. Если нет крыши, то какой чердак? Просто лишний этаж, только без окон. И вела на него дверь, а не люк, как обычно на чердаки.
Вот в этой двери Маша увидела первый на базе замок.
Учеников Укропольской средней школы такие мелочи не останавливают. Умение вскрывать замки они оттачивают класса с пятого. А все из-за необъяснимой привычки учителей запирать двери на черную лестницу, где так здорово списывать, курить и травить анекдоты. Машу эти прелести школьной тусовки не интересовали (разве что анекдоты иногда), но с кем поведешься, того и наберешься. Так что старый врезной замок задержал ее секунд на двадцать – три нажима вынутой из волос заколкой.
Войдя на чердак, она заперла за собой дверь и остановилась. Когда уходила яхта Петровича, где-то здесь топал прожекторист. Неизвестно, какие порядки на базе: то ли он посветил Петровичу и ушел спать, то ли обязан дежурить до утра.
Было темно и тихо.
Осмелев, Маша чиркнула зажигалкой. В оранжево-голубом трепещущем свете из тьмы проступила скальная стена с грубыми насечками от механической пилы. Сейчас Маша была прямо над своей кельей и могла сравнить размеры: келья – шагов семь в длину, и стена почти такой же толщины. Однако!