Дивизион: Умножающий печаль. Райский сад дьявола (сборник)
Шрифт:
Новый демократический режим в России победил предрассудки, суеверия и нелепые страхи, прекратив финансирование больницы. Оказывается, без питания, лекарств и зарплаты таинственность этого учреждения быстро рассеялась. Разбежалась охрана, разбрелся кто куда медперсонал. Остались только больные – желтые изможденные люди со скрюченными пальцами, отгнившими суставами, с «львиными печатями» на лбу. Получив наконец свободу, тоже никуда не пошли – им и идти-то некуда было. Решили умирать здесь.
Всегда пьяный главврач, которого Нарик обеспечил деньгами, выпивкой и продуктами из Москвы,
А сейчас Мамочки, первооткрывателя, Колумба лепрозорийного покоя, уже не было. Эту печальную новость привез водитель-охранник Автандил по кличке Авто.
И Нарик горевал, бушевал и безумствовал. Сколько раз он ширнулся, Нарик и сам не помнил. Перед ним на мраморном столике лежал шприц – «баян» и щепотками насыпан белоснежный чистейший «герыч» – героин-99, лучший, который Авто смог достать в Москве. Предполагалось, что в каждой щепотке обычный дозняк – два миллиграмма. Да кто их мерил! Авто пытался угомонить хозяина, опасаясь, что Нарик откинет хвост от передоза. Но закаленный многолетним ширевом организм Нарика надсадно тянул, как перегретый двигатель. Вместе с ним справляли тризну по Мамочке еще пара подхватчиков и какие-то шлюхи.
– Давай еще! – орал Нарик.
И Авто насыпал героин в стальную ложку, наливал туда немного воды и на зажигалке раскалял раствор до кипения. Тогда он затягивал резиновым шнуром руку Нарику, и Нарик сам брал шприц – не доверял никому – и безошибочно вводил его в «колодец» – толстое, опухшее по краям красное отверстие, постоянно открытый доступ в вену. Нарик, весь удолбанный, засморканный, плачущий, воющий и бушующий, сейчас был мало похож на прежнего красавчика бандита, наводившего ужас на всех.
Он смотрел, как игла входит в вену, подтягивал шток шприца, пока в стеклянном цилиндре не появлялось несколько капель крови – верный знак, что игла в вене и «колодец» он прошел нормально. Он смотрел на кровь и удивленно говорил:
– Моя кровь! Моя кровь! – Он повторял беспрерывно: – Моя кровь! Из меня выпустили всю кровь! Мой брат Ахат, мой друг Мамочка! Все погибли! Я отомщу! Я их зубами буду рвать! Я буду жрать сырым их сердце…
Вонг спокойно, терпеливо, неподвижно, будто во сне, ждал. И бойцы его не шевелились. Шли часы. Он дожидался ночи, когда все в доме загрузятся до ноздрей и отпадут.
Окно в большой комнате было забрано почти доверху решеткой, оставался только узкий лючок для открытой форточки. Гардины были задернуты, и Вонг мог видеть только вялые движения теней. Но зато он прекрасно слышал все, что там происходило, – ствол направленного микрофона «снимал» все шумы из дома.
Презрительно кривя губу, Вонг на слух фиксировал динамику состояния Нарика – приход, тяга, полет,
Он пел горестно, со слезой. Кто-то уже храпел, подвизгивали шлюхи, Нарик зло и страстно мычал. Потом шумы стали стихать. Пригас свет в доме, только одно окно в гостиной еще светилось.
Вонг сказал сидевшему рядом с ним крошечному юркому вьетнамцу, похожему на недокормленного мальчишку:
– Давай!
Вьет выскочил из машины, дверца не хлопнула, а еле слышно чавкнула. Темнота на миг проглотила его, но через минуту он уже беззвучно подтягивался на оконной решетке, ухватился за раму и через форточку стал ввинчиваться в окно. Он проникал в отверстие как змея – гибкими, плавными круговыми рывками. Потом он исчез в доме, и тогда Вонг сказал:
– Начинайте…
Сидевшая на заднем сиденье тройка подхватчиков десантировалась из джипа в темноту. Их силуэты на фоне стены были еле различимы. Через минуту изнутри щелкнул замок, и дверь чуть-чуть растворилась, тени скользнули в дом. Маленький вьетнамец мигнул фонариком, и тогда вылез из машины Вонг, пошел замыкающим.
В тускло освещенной гостиной валялся на тахте в наркотическом отпаде Нарик. На ковре лежала голая девка, остатки еды и выпивки громоздились на столе. Авто, сидя, дремал в кресле в изголовье Нарика, верно тело охранял. Но привстать не успел – в ухо воткнули ствол автомата «узи», и карлик вьетнамец прижал палец к губам:
– Тихо…
Вонг подошел к бесчувственному Нарику, ухватив за длинные волосы, приподнял голову. Нарик открыл мутные, затянутые пеленой безумия глаза, равнодушно глядя в лицо своему раскосому ангелу смерти.
Вонг медленно вытянул из черных кожаных ножен узкий, чуть загнутый на конце «кинжал милосердия» и воткнул Нарику в шею, под сонную артерию. Булькнул, вырвавшись наружу, алый ручеек, Нарик закрыл глаза, будто уснул, наверное, «тяга» еще продолжалась, из сумерек «торчания» он уплыл в темноту навсегда.
Вонг сказал маленькому вьету:
– Телохранителя тихо кончайте, и быстро уводи людей… Я иду следом… Мне надо на минуту задержаться…
63. НЬЮ-ЙОРК. СТИВЕН ПОЛК. ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Впервые за нынешнюю осень пришел дождь. С Атлантики поперли тяжелые серые, как тюремные матрасы, облака, и задул мокрый едкий ветерок, пронизывающий до костей. И сразу же нарядные, всегда празднично яркие улочки Гринич-Вилиджа поблекли, прохожие поредели и потускнели, и – единственная радость – появились у тротуаров места для парковки.