ДК
Шрифт:
– Ну и пусть. – Ленка заманчиво улыбается, проводит точеным ноготком по моим губам. – Пусть философствуют… Мы же знаем, как оно на самом деле. Но никому не расскажем. Рви…
– Что?
– Платье рви, все равно оно мне больше не понадобится.
Интригующий полумрак, треск ткани, моя нога застряла в штанине. Крепкие объятия, стены, пол, кресло, стол, опрокинутая пепельница… Нижнее белье разлетается по номеру. Падаем на кровать, Ленка садится на меня сверху, сжимает ладонями мою грудь.
– Ты красива, – говорю я, чувствуя, что в спину мне впилось что-то острое.
– Лучше всех?
– Лучше
– Знаешь, я как-то заручилась, что если найду мужчину сильнее себя, то сразу же выйду за него замуж.
– Значит, ты меня не любишь? – Я сжимаю набухшую грудь своей новоиспеченной жены.
– Глупый. – Ленка смахивает с лица прядь волос. – Не забывай, что у нас любовь особая. – Она направляет рукой… Тепло, горячо, обжигающе.
На освещенной стене полосатая тень балкона.
Сумрачные движения, нарастающий стон. Сквозь него слышу:
– Как ты решился так со мной поступить?
– Понял, что иначе мне тебя не взять – только силой закинуть в свой номер…
– Правильно понял. – Жена протяжно стонет, заводится еще больше, ласкает себе грудь – знает, что мне это нравится.
– Лучше взять мечту силой, чем не взять вообще.
– Верно, – слышу над ухом сладостный шепот.
Приподнимаюсь. Что же, блин, колет? Руками пытаюсь нащупать, что это может быть. Тщетно. Ленка, обхватив меня ногами, нежными движениями все сильнее и сильнее прижимает меня к мягкому матрасу.
Я вижу женский силуэт с идеально очерченным изгибом – от бедер к талии, от талии к груди, за ним море ночных огней – панорама застывшего города.
С силой переворачиваю Ленку.
– Ой, – вскрикивает она, словно девочка.
Я достаю из-под ее спины помятую розу.
– Выбрось ее на хер.
Я послушно выбрасываю. Прижимаю Ленку к себе.
Меня сжимают крепкие женские объятия…
Они сильны, но мои сильнее.
Еврей и Есенин
Бывают в городе богемные пьянки, дай только повод – юбилей заслуженного актера, закрытие или открытие местного фестиваля, день театра или культурного работника, да что угодно, – все служащие Мельпомены собираются в ресторане «Театро». До этого большинство культработников ручаются, что не пойдут, мол, скинешься помногу, а дадут помалу, да и с этим, с тем, с ним за одним столом сидеть не хочу. Да и снова сэкономят – водку «гаражную» купят. Но, как бы там ни было, все без исключения собираются на банкете, самые громкие «диссиденты» приходят раньше других, улыбаются, без предупреждения начинают говорить, заваливая тебя еще прошлогодними творческими планами по созданию шедевра. Зал делится на два ряда столов – за одним актеры, помрежи, световики, звуковики, монтировщики, за другим – режиссеры, начальство, чиновники и избранные гости. Я долго пытался отговорить Ленку не посещать подобные паноптикумы – зачем быть с теми, кто тебя не любит? Но она все-таки убедила меня, что на подобных вечерах надо появляться назло… Нарядиться как можно краше, сесть рядом с врагами и козырять своими достижениями… Назло злопыхателям излучать счастье и успешность.
– Здравствуйте, – говорю я директрисе своего бывшего театра.
– И вам не хворать. – Она садится неподалеку, веселье уже в полном разгаре.
Ленка звезда, все так и пытаются
– И чем же ты сейчас занимаешься?
– Пишу.
– Пишешь, значит…
– Значит, пишу.
Расходимся в разные стороны, вот и поговорили.
Актеры достаточно запьянели, шумно переговариваются за столом, выбегают покурить каждые пять минут. Я следую на улицу. С возвышенности город сверкает крышами домов. Весеннее настроение.
Актеры театров смешались – среди них вражды нет, воюют верха. Вражда, конечно, есть, но она происходит по другим причинам, не по принципу «Ты из какого театра?».
– Привет. – Подходит Левик – один из актеров областного, статный, большой, громкий, созданный играть военных и всяких там комиссаров.
– Привет. – Я закуриваю.
– Я тут это, – смущаясь, говорит он. – Пьесу написал, хотел тебе дать почитать.
– Конечно, на почту высылай, знаешь адрес?
– Оставишь?
– Без проблем.
Откуда-то, видимо, он слышал наш разговор, появляется кудрявый парень в сером свитере, нагло хлопает меня по плечу:
– Говно. Не читай. – И чуть пошатываясь, уходит за веранду ресторана.
– Кто это? – кошусь я в его сторону.
– Серега Швейцер.
– Швейцер, – ухмыляюсь я. – Еврей?
Серега, услышав мой вопрос, возвращается.
– Да, еврей, но в меру.
Ко мне подходит Данила – актер из бывшего моего театра, как обычно, берет все внимание на себя. Год его не видел, а он совсем не изменился – худощав, моложав и груб.
– Ты бы хоть дал свой роман почитать.
– Книга выйдет, конечно, дам.
– О, книга, – повышает голос Данила, щурится.
– И, правда, если несложно, скинь мне. – Левик, заметив, что я докурил, услужливо протягивает мне новую сигарету. – А то все пишут и пишут про твой «Нацбест», только читать успеваешь, каждый день какая-нибудь заметка выходит.
– Платончик. – Данила нарочно коверкает мое имя, чувствую чертов суффикс уменьшительно-ласкательный, мог бы и без него обойтись. – Хорошо пристроился, год в театре поработал и, хоп, роман написал. Да и назвал еще как – «Завлит» – в честь себя. Надо и нам всем с начальством поругаться и роман написать – помреж, монтер, завтруппой. Все на этом, как его…
– «Нацбесте», – дополняет Левик.
– Да, на этом «нацбесте» будем.
После увольнения из театра я сочинил роман «Завлит» про свою театрально-криминальную жизнь – про парня, который днем работал в театре, а ночами воровал металл с поездов. На удивление, он, даже не будучи издан, рукописью попал в самую престижную литературную премию «Национальный бестселлер».