ДК
Шрифт:
– Знаешь, – новый хмель приятно кружит голову, язык развязывается, – я когда-то хотел разрушить все это.
– Не понял?
– Ну, вот все, что ты видел сегодня вечером.
– И как?
– Да что-то не вышло.
Делаю глоток, передаю бутылку актеру.
– Не огорчайся, тебе, вон, любой завидует из нашего театра, да, я думаю, и из твоего бывшего тоже – заметил, с какой ненавистью на тебя глядят. – Серега ладонью поправляет растрепавшиеся кудри. – А о тебе я наслышан, звезда культурного подполья… Ты зачем свой спектакль отменил?
– Назло, –
– Назло? – Пауза…
Издалека слышится песня:
Закрой глаза, всё постепенно,и тебя тут никто не заменит…– Да, назло.
– Вот это правильно.
– Мне скучно… Нет, я так всем доволен, просто хочу что-то сделать.
– А давай свой театр сделаем? А? Я так об этом мечтаю. Без всего этого говна.
– Какого говна?
– Но ты понимаешь.
– Понимаю.
Снова делаем по глотку текилы. Закуриваем. Ровный дымок одурманивает парковые заросли.
«Я устраиваю рамс, ты ставишь шах и мат…», – слышится из другого мира.
Мужики-шахматисты поругиваются. Один из них, что в качестве зрителя, громко резюмирует:
– Ну, вот и доумничался – хуй на пешку обменял.
Он поднимает голову, замечает нас – притаившихся в кустах, строящих масштабные планы.
– Что нам для этого надо? – Я прокручиваю в голове все возможные варианты.
– Ты серьезно?
– Да.
– Ну, в первую очередь нужна сцена, площадка, зрительный зал, свет, звук, более-менее пригодное для этого здание. – Серега глядит себе под ноги, чувствуется, как в голове его ворочаются мысли. – Актеры. Ну это ладно, мы могли бы их поначалу сами пригласить из других театров, кто нам нужен. Да не, ты не забивай голову, это я так сказал – помечтал.
– А если я найду тебе все это, то что? – Мой язык начинает заплетаться.
– Да не знаю что. – Серега злится. – Ты хоть представляешь, что значит театр?
– Не хуже тебя, – резко отвечаю я.
– Так ты серьезно? – Пара вопрошающих глаз восходит из темноты, Серега берет из моих рук бутылку, остервенело, без всякой меры, отхлебывает текилу. – Ты серьезно?
– Серьезней некуда.
– А тебе зачем это надо?
– А чтобы вон, – указываю рукой в сторону музыки, – говна такого поменьше в городе было.
Между нами тает лёд,пусть теперь нас никто не найдёт.Мы промокнем под дождёми сегодня мы только вдвоём…– Все-таки я тебя не понимаю, у тебя же и так все хорошо…
– А ты пока не пытайся, – с небольшим наездом отвечаю я, хотя, честно, я сам еще до конца не понимаю – зачем мне сдался этот театр? Просто какая-то потаенная мысль в голове нашептывает, что надо, а зачем? – объяснять не хочет.
Пейзажи парка в пьяных глазах обретают таинственность и заповедность.
– В нашем театре, – на удивление голос Сереги добреет, взгляд устремляется вперед, – не будет группировок из выскочек и стукачей… Бюрократии, пошлости, лицемерия, а главное – никакого тщеславия и высокомерия, в общем, всех этих актерских понтов. Никакой звездности, только искусство… И только свобода!
– Утопия. Театр без говна неизбежен, – закуриваю, аккуратно оглядываюсь – нет ли ментов. – Строить театр, где все будут честные и любить друг друга, все равно что строить коммунизм.
Серега пытается меня перебить и оспорить.
– Ты просто не знаешь. А я достаточно повидал, все может, поверь мне.
– И дело даже не в театре. – Я продолжаю свою мысль: – Ты собери просто человек тридцать в один коллектив, назначь начальников, объедини их общим делом, необязательно театром – любым. И как только начнутся первые успехи, все будет так же, как в нашей среде – бюрократия, лицемерие, как ты там еще сказал – пошлость. А главное – зависть, и еще это – острое чувство несправедливого отношения к себе. Человечество в целом и театр в частности без этого невозможны, понимаешь?
Миновав случайных пешеходов и бегущих навстречу в наушниках спортсменов, проходим небольшой мостик. На стальных прутьях перил висят замки – глупая примета, дающая надежду на прочность браков. По тонкой воде под нами проплывают утки, слышно, как они крякают и плещутся в заваленной пластиком куге.
Из глубины посадок доносится шум баяна. Наверное, в санатории возле минеральных вод веселятся ветераны.
– Понимаю. – Серега делает снова значительный глоток из заметно опустевшей бутылки.
– Нас изуродовала провинциальная лесть восторженных пиздадуев – надели каждому по короне, только полцарства и коня в придачу не дали.
– Но мы строить будем? – спрашивает Серега, видимо, потеряв нить моего разъяснения.
– Будем… – отвечаю я, выбора все равно нет – лучше заниматься делом, чем смирением. С недавних пор я стал идейным националистом, скептиков, твердящих: «Зачем это надо?», «Это невозможно», «Я тоже когда-то хотел…», – готов расстреливать на месте.
Подходим к подножью памятника террористам, больше похожего на уменьшенную копию Стоунхенджа. Ей-богу, не монумент, а мистическое строение друидов какое-то. На каменном помосте девять напоминающих парус пилонов, наверху их объединяет большое и широкое кольцо. Кольцо, помню, рассказывали в школе на факультативе по краеведению, символизирует съезд народовольцев, спаянных единой идеей. Фамилии говорили, но я их, конечно, забыл.