Длань Одиночества

Дитятин Николай Константинович

Издав тонкую мелодичную трель, химера мягко упала на четыре лапы, и тут же завалилась на бок, в изнеможении.

— Все, покатались, — сказала она тонким голоском. — Еще пара миров и я показала бы вам мертвую петлю.

Из-за ее бока выбрались две сгорбленные фигуры. Кряхтящие и охающие. Они держались друг за друга, словно престарелая пара и вели отрывистый диалог.

— Котики-животики, я зад не чувствую. Он просто исчез. Прощай задик.

— Я изведал те же муки. Чресла мои мертвы.

Заметив, что на них смотрит весь

участок стены, всадники перешли на шепот.

— Ладно, слушай, перед Волей никаких жалоб. Мы должны внушить ей, что мы подмога, а не обуза.

— Я покажусь ей, каким есть. Значит сильным.

— Да, да, только не кряхти так. Ты дышишь как старик с очень тугими подтяжками.

— Мне прискорбно.

— Давай, пошли. Говорить буду я. И помни, мы здесь, чтобы сражаться с негативом.

— Это я помню прежде всего.

Воля склонила голову набок. Неунывающий крикнул:

— Эй вы! Подойдите и предстаньте пред владычицей.

Пара приблизилась, стараясь держаться гордо и почтительно одновременно. Одна из сущностей была девушкой в рясе с полосками, вторым был крепкий старик с копьем. Девушка хотела преклонить колено, но во время осеклась и просто протянула руку.

— Правильно, — Воля ответила на приветствие, аккуратно сжав нежные пальцы сущности стальными манипуляторами. — Преклонение ненавистно мне.

Она пожала руку старца и улыбнулась.

— Будьте позитивны, и говорите: кто вы?

— Будь позитивна и ты, Стальная. Меня зовут Котожрица, — представилась девушка. — Я рыцарь-посол мира религиозных представлений. Образ любви. Нынче же, негласный лидер партизанского отряда, который вы видите внизу.

— А ты?

Старец неуверенно поджал губы, посмотрев на котожрицу. Та кивнула.

— Я воин добродетели. Я здесь, чтобы бороть черноту. Это надежное мое описание.

— Понятно, — сохраняя улыбку, сказала Воля. — Это мне импонирует. Вы оба проделали долгий путь сюда, не так ли?

— Очень, — хором ответили оба.

— Опасный путь?

Котожрица стиснула зубы, показав маленькие клыки. Ее глаза тронули слезы. Все положил руку на ее плечо.

— Она старается, — сказал Все. — Старается утаить кручину. Нас было больше. Не глядите на ее слезы. Это не слабость. Она любит каждого. Это сложно.

Воля оглянулась на скрижаль, которую держали слуги. Она сама чувствовала вес этой бесконечно тяжелой плиты, потому что ее дети были такой же частью ее тела, как рука или нога. Она знала, что это такое: ноша предопределенная происхождением.

— Не стесняйся скорби. Быть сострадательной — тяжелое испытание. Скажите мне: откуда вы пришли?

Вытерев слезы широким рукавом, Котожрица последовательно рассказала, как они бежали из мира Солнышка. Как они впервые столкнулись с этим ужасным зрелищем: отчаяньем сущностей, неспособных покинуть свой мир. Впервые затоптали в себе желание помочь, оставляя позади тысячи обреченных. Прорвались через мольбы и рыдания,

словно нырнув в кипяток.

Впоследствии они проходили через это раз за разом, предупреждая тех, кто слушал. Непреднамеренно сея панику, они были предвестниками конца. Сильные сущности оставались на защиту своих миров или присоединялись к отряду. Слабые… Вновь заставляли Котожрицу переживать внутреннюю истерику.

В минуты краткого отдыха, ее терзали сны.

Маленький котенок бежит по пустым улицам Теополиса. Он плачет и зовет маму. Его маленькие лапки едва справляются. Ушки прижаты к голове. А за ним медленно, уверенно, безжалостно, ступает черная тварь. Она похожа на инфернального пса с тремя стальными головами. Ее шаги поджигают землю. Котожрица пытается добежать до котенка, спасти его в своих объятьях. Но тварь быстро перемещается вперед и разрывает пушистый комочек на три части.

Черный огонь.

Огонь. Помогите нам. Не оставляйте. Мы хотим существовать. Почему вы уходите? Защитите нас.

— Почему вы уходите? — спрашивает Максиме. — Ты же рыцарь-защитник. Почему не остановиться и не дать бой? Как у тебя хватало сил идти мимо них к спасению? Таков ты, образ любви? Как и твоя проматерь, ты бесполезна и слаба. И любишь только тех, кого легко любить. И только тогда, когда вашим чувствам ничто не угрожает.

Котожрица стоит на коленях, ее голову сжимают зубы, острые как шило. Дыхание пса пахнет кровью котенка. Один ее глаз прокушен и не видит. Второй смотрит прямо на Максиме.

— Мы уходим, потому что не можем помочь.

— Что же вы можете?

— Помнить… Помнить, все что ты сделала.

Максиме раздумывает над этим ответом. Вокруг нее все горит черным пламенем. Хламида распахнута и Одиночество приоткрытым оком наблюдает за происходящим. На горизонте ширится стена дыма.

— Скажи мне, — произносит Пророк, — если б твоя смерть возродила их всех, ты принесла бы эту жертву? Заклала себя ради остальных?

— Да! — почти с облегчением кричит Котожрица, начиная плакать. — Да! Да! Пожалуйста! Если ты можешь это сделать, сделай! Убей меня, но верни их! Только не обманывай. Пожалуйста. Не обманывай.

Челюсти адского пса смыкаются. Котожрица с удивлением слышит звук, с которым раскалывается ее череп. Но с еще большим удивлением… Недоверием. Смотрит Максиме. Вокруг нее гаснет пламя, а на его месте появляются погибшие. Альфа, Аппендикс, Темная Ирония, Любовь, Надежда и многие, многие другие.