Длань Одиночества
Шрифт:
— Это он, — слышал Никас, проходя мимо. — Это жертва. Ты поможешь нам? Скажи, ты поможешь?!
— Сделаю, все, что смогу, — отвечал Никас. — Знаешь, я почти привык к этому, — сказал он, посмотрев на Котожрицу.
Та вопросительно дернула ухом.
— К тому, как меня называют. Раньше это меня задевало, но теперь, я понимаю, что жертва не только я. Все здесь находятся под сужающимся колпаком обстоятельств. Но я один, кто может что-то сделать. Должен. Хочет.
Он улыбнулся.
— Я хочу спасти вас. Тебя.
Рыцарь улыбнулась в ответ, но неуверенно, затаив грусть в уголках губ.
— Я не уверена,
— Нет, — сразу же ответил Никас. — Если и есть темные стороны у справедливости, то это коллективная ответственность. Я накопил немного житейской мудрости и часть ее гласит, что нельзя, — слышишь меня? — нельзя обвинять кого-то в желании жить. Это бессмысленно. И средства могут быть самыми разными. Одиночество наша общая беда и мы всегда справлялись вместе. Мы давали вам носителей, а вы нам сладкие сны, фантазии, мечты. И сейчас, я хочу стать тем, кто продолжит это сотрудничество.
Котожрица остановила его, взяв за руку. Потом схватила за ворот костюма двумя пальцами и притянула к своим губам. Они страстно, отрешившись ото всего, целовались, закрыв глаза.
— Я только надеюсь, — прошептала она, согревая дыханием подбородок Аркаса, — что ты не уйдешь не попрощавшись. Я надеюсь, что я смогу жить со всем этим.
— Сможешь, — загрубевшие пальцы прошлись по нежной щеке. — Люби кошек. Они этого заслуживают.
— Ты говоришь как Альфа, — она вдохнула запах его шеи. — По-моему, мы оба хотим вторую серию.
— Определенно.
Они, с трудом сдерживаясь, нашли сумрачный, никем еще не потревоженный переулок, кончавшийся тупиком. Здесь, правда, стояли уже какие-то ящики, и покоилась тренога с вычурным строительным прибором, но они помешать не могли. Хотя Никас и повалил все что мог, когда они с Котожрицей пятились подальше в сумрак, не в силах оторваться друг от друга.
В нише, на теплом кожухе урчащего генератора, сущность попросила человека избавиться от высокотехнологичных штанов с накладками из прочнейших сплавов. Тех, как ни бывало. Котожрица мурлыкнула и покрыла нижнюю часть живота Никаса поцелуями, жгучими, долгими, приносящими вспышки глубочайшего наслаждения. Затем она сделала то, чего он ждал, но не мог даже намекнуть этому светлому существу, чтобы она занялась таким грязным, пошлым и восхитительно приятным делом.
После, она подняла полы рясы и забралась на него сверху. Никас задержал дыхание, предвкушая новый виток удовольствия и все равно не смог остаться молчаливым и сдержанным. Став единым целым, они одновременно застонали. Котожрица положила ладони на его грудь, давая их сердцам общаться через ее чувствительную сущность. Улыбаясь, между гримасами эйфории, она смотрела в глаза Никаса, и тот отвечал ей взаимностью, пока не настало время действовать жестче и активнее.
Разжав пальцы на ее ягодицах, он мягко повлек сущность вниз и положил под себя. Никас не хотел давить на нее своим
Уже после, сидя плечом к плечу, они смотрели на то, как пятно искусственного света приближается к их убежищу. Рабочие и их техника.
— Ты не жалеешь ни о чем, что осталось там? — спросила Котожрица, поглаживая его руку.
— Где? — спросил Никас, вынырнув из глубины спокойствия, снизошедшего на него.
— В мире, из которого ты пришел.
Человек усмехнулся. Возвращение к этим воспоминаниям уже требовало от него определенных усилий. Он отвык считать себя пришельцем, его лишь беспокоила слабая ностальгия. Или скорее тревога. Надо вернуться. Вернуться. Но куда? И зачем? Теперь здесь его дом. Здесь все значительнее, важнее, в тысячу раз актуальнее, чем все, что происходило с ним там. Он вспомнил мать. Разве что она может по-настоящему обеспокоиться тем, что он больше не говорит с ней по видеосвязи. Она осталась в Греции, потому что там был похоронен отец, и она не могла оставить его могилу. Во время кризиса после гибели группы Никаса, она часто звонила ему, пока не поняла, что отвечает он в лучшем случае раз из десяти. Они договорились, что он будет сам звонить ей в моменты, когда будет чувствовать себя лучше всего. Она была доброй и терпеливой женщиной.
Сколько пройдет времени, прежде чем ее ожидание перерастет в беспокойство? Она наберет его номер, но машинный голос скажет ей, что такого абонента больше не существует.
— Все что там осталось, мне теперь кажется менее реальным, чем ваш мир, — медленно произнес Никас. — Но, да, мне бы хотелось попрощаться с несколькими людьми. Хотя бы дать им знать, что случилось.
— Это возможно, — вдруг сказала Котожрица.
Никас изумленно посмотрел на нее.
— Повтори.
— Я думаю, что могу помочь тебе в этом, — серьезная, как гранитный бюст, проговорила Котожрица.
Воля упала на колени и застонала, сжимая руками живот.
Она почувствовала схватки совсем недавно, но не успела даже выйти из своего зала. Плод, оставленный ЛПВВ, развивался слишком быстро, превратив ее плоский живот в тяжелую выпуклую ношу. И так же быстро он собирался покинуть лоно матери.
Вокруг собрались ее механизмы, но она отогнала их, чувствуя, как нечто прокладывает себе путь внутри, вызывая острую боль и паралич. Она с трудом отползла к своему трону, и замерла, опершись локтями о ступени. Живот спазматически сокращался и растягивался. Что же это такое, думала Воля, скалясь от боли платиновыми зубами. Что это безжалостное существо поселило в мое чрево?
Плод протискивался по родовому каналу, хватаясь пальцами за ее внутренности. Воля Низко выла, напрягая таз, чтобы сократить время пытки. Несколько раз она готова была, словно бы расколоться, но так и не переступила грань. Никогда она еще не ощущала ничего подобного. Даже величайшие из ее детей, никогда не причиняли ей такую боль. И ощущение величия. Воля могла расслышать благодарность плода.
Спасибо тебе. Ты делаешь хорошее дело.
Из ее родового канала показалась маленькая янтарная рука младенца. Она словно потрогала воздух, а потом сжала пухлые пальчики в кулак.