Длинная дорога в Аммеру
Шрифт:
Я прокляну тебя страшным проклятием, если ты повезешь меня короткой дорогой через горы. И ты остановишься у старого ясеня в начале проулка, откуда виден наш дом, и помолишься за всех, кто состарился в нем, и за всех, кто ребенком играл на дощатом полу. А потом... Пет! Пет Дрискол! Ты меня слышишь? Ты слушаешь, что я тебе говорю?
Она схватила его за плечо, впившись взглядом в его длинное унылое лицо - она хотела знать, как он принимает ее наказ.
– Слышу, - ответил он, пожимая плечами.
– Потом, - голос ее перешел на шепот, - ты встанешь перед соседями и скажешь... запомни, что я тебе говорю!
–
Старуха произнесла эти слова любовно, тихо улыбаясь - как строки старинной песни, которые твердила из ночи в ночь. В них был весь Западный Корк: открытая всем ветрам дорога через пустоши в Аммеру, голые серые холмы в паутине изгородей, межевавших карликовые наделы, и побеленные домики, с непроницаемым видом глядевшие из-за чахлых кустов падуба, которые, уклоняясь от ветра, поворачивали свои листья изнанкой то сюда, то туда.
– Ладно, - сказал Пет, вставая.
– Заключим с вами честную сделку.
Старуха сощурила глаза и вперила их в его безвольное, понурое лицо; казалось, она его не слышит.
– Этот дом мне недешево обходится. Вы исполните мое давнишнее желание переедете ко мне, а я обещаю отвезти вас в Аммеру.
– Нет, - ответила она угрюмо, беспомощно поводя плечами - убитая и потерянная старуха, утратившая остатки жизненных сил.
– Ну что же, - сказал Пет.
– Поступайте, как знаете. Это мое последнее слово. Решайте - либо да, либо нет. Переедете ко мне, будет вам могила в Аммере, останетесь здесь - придется лежать на кладбище в Корке.
Она проводила его до дверей - согнувшись в три погибели и совсем втянув голову в плечи, - но, вернувшись, распрямилась, достала табакерку, взяла из нее понюшку.
– Охота тебе печалиться, - сказал Джонни.
– У него семь пятниц на неделе: к завтрему передумает.
– Может, передумает, а может, и пет, - сказала она горестно и, распахнув заднюю дверь, вышла во двор.
Ночь была звездная, из раскинувшейся внизу лощины доносился шум города. Она глянула наверх - на бескрайнее небо над задней стеной, - и горько разрыдалась.
– Ох, Аммера моя, Аммера! Далеко ты, моя Аммера. Не добраться мне туда ни сегодня, ни завтра. А пом-ру, так похоронят на чужбине, далеко ото всех, кого знала, и разделит нас дальняя дорога.
Кому-кому, а старине Джонни следовало бы - садовая его голова! сообразить, что затевает старуха, когда на ночь глядя она поползла, цепляясь за нерила, вниз к перекрестку. Там, напротив освещенных окон трактира, не выпуская трубки пзо рта, стоял со своим крытым грузовичком Ден Риган, промышлявший извозом. Вся округа обращалась к нему по мере надобности.
Эбби поманила его, и они отошли в темное местечко у затянутой плющом калитки. С глубокомысленным, сосредоточенным видом Риган выслушал все, что она сочла нужным ему сказать; он хмыкал, кивал, утирал нос рукавом или переходил на другой край тротуара, чтобы высморкаться и сплюнуть в канаву, ж с его лица ни на мгновение не сходило напряженное, осмотрительное выражение.
Кому-кому, а Джонни следовало бы сообразить, что это означало и почему его старая приятельница, всегда талая щедрая, теперь сидит у потухшего очага, скупясь развести огопь, а по пятницам требует с него квартирную плату, не входя в его обстоятельства,
– и затем снова бормотанье, бормотанъе и молитва.
Но в некоторых вещах Джопни был на редкость туп; он ни о чем не догадывался, пока однажды ночью она пе позвала его, и, подойдя со свечой в руке к подножью лестницы, он увидел ее на площадке в ночной рубахе, напоминавшей мучной мешок. Она стояла, держась одной рукой за косяк, а другой теребя жидкие пряди спутанных волос.
– Джонни!
– проскрипела она в страшном возбуждении.
– Он приходил сюда!
– Кто приходил?
– сердито рявкнул снизу Джонни, еще не отойдя от сна.
– Майкл Дрискол, отец Пета.
– Э, да это тебе приснилось, - сказал он сердито.
– Отправляйся обратно в постель, господь с тобой.
– Нет, не приснилось, - воскликнула она.
– Я лежала, перебирая четки, сна не было ни в одном глазу, и вдруг он появился в дверях и поманил меня пальцем.
Сходи к Дену Ригану, Джонни, прошу тебя.
– Не пойду я ни к какому Дену Ригану, проси не проси! Тебе известно, который сейчас час?
– Утро уже.
– Да, утро! Четыре часа утра! Сейчас побежал, как же!.. Может, тебе нехорошо?
– добавил он уже другим тоном, подымаясь вверх по лестнице. Хочешь, чтобы тебя отвезли в больницу?
– Нет, не нужна мне больница, - угрюмо отозвалась она и, повернувшись к нему спиной, зашлепала к себе.
Выдвинув ящик старого комода, она принялась шарить в нем, достала воскресное платье, шляпку, накидку.
– Так за каким шутом тебе понадобился Риган?
– вскричал он с досадой.
– А тебе какое дело, зачем он мне нужен?
– огрызнулась она, охваченная старческой подозрительностью.
– Мне нужно ехать - а куда, не твоего ума дело.
– Ах ты, старая пьянчужка! Да ты просто бредишь!
– закричал он.
– Вон какой ветрище с реки тянет. Дом ходуном ходит. Вот тебе и помстилось. Выбрось-ка дурь из головы и ложись снова спать.
– Ничего я не брежу, - крикнула она в ответ.
– А слышу я и вижу, слава богу, не хуже тебя. У меня все решено. Я возвращаюсь туда, откуда пришла. Возвращаюсь в Аммеру.
– Куда-куда?
– спросил, раскрыв рот от изумления, Джонни.
– В Аммеру.
– Совсем спятила - дурнее даже, чем я думал. Ты что мнишь - Риган тебя туда повезет?
– Представь себе, повезет, - бросила она с презрением, рассматривая на свет ветхую нижнюю юбку.
– Я его наняла, и мы уговорились, что он повезет меня туда в любой день и час.