Длинная Серебряная Ложка
Шрифт:
Ничего. Только ночь подмигивала ей фонарями сквозь рваную вуаль тумана и тихо над ней насмехалась.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Masquerade! Hide your face,
so the world will never find you!
«Phantom of the Opera»
ГЛАВА 8
Вы еще помните бедного клерка? Того самого, на которого ни за что ни про что свалилось целое состояние? Вот он стоит у двери в свою квартиру, робко стучится и на пороге появляется молодая жена, с лицом опухшим от слез. Прежде чем она успеет разразиться
А как, кстати?
Как вообще начинаются сказки? Быть может, их основой служит классовая борьба, раз уж так часто мы встречаем в них и жадных дворян, которые остаются в дураках, и простолюдинов, хитрых и удачливых?
Или сказки возникают из культурных запретов, как то: не разговаривай с незнакомцами, не хватайся за чужое веретено, а то подхватишь какую-нибудь заразу, и не вертись, ради бога, а то прямо сейчас из-под кровати вылезет чудо-юдо и утащит тебя с глаз долой!
Или же они развились из древних ритуалов, посвященных богам от которых в нашей общей памяти остались лишь безымянные формы? Быть может, сказки уже заложены в нас при рождении, и год за годом они прорастают, изменяя нас, превращая перипетии наших жизней в узнаваемые мотивы? Быть может, это они нас рассказывают?
Или всему виной воображение, та сила, что заставляет разглядеть в грозовом облаке силуэт летящего дракона?
На эти вопросы трудно дать однозначный ответ.
Но наша сказка — жестокая, как и подобает настоящей сказке — действительно возникла из реальности.
Реальности, которая выглядела вот так:
В тот погожий ноябрьский день 1793го года чета де Морьев наконец решила отправиться в Руан. Виконтесса Женевьева де Морьев подготовилась к путешествию со всей тщательностью, присущей ее деятельной натуре. Поскольку слуг она разогнала еще загодя, чтобы не дай бог не донесли, делать все приходилось самой. Но это ее нисколько не смущало. Вчера вечером она приготовила дорожные платья, а сейчас собирала корзину — фляжка молока, несколько печеных картофелин да булка хлеба. Удивительно, как ей вообще удавалось раздобыть хлеб. Хотя булочные открывались только в 6 утра, очереди к ним выстраивались еще с полуночи. Поговаривали, что скоро очереди будут разгонять, а хлеб так вообще выдавать по талонам. Но виконтесса де Морьев и тогда нашла бы как выкрутиться. Какие все таки живучие создания эти женщины!
Виконт подавил волну тошноты, когда супруга схватилась за хлеб грязными, заcкорузлыми руками. Она специально не мылась две недели, чтобы получше слиться с чернью (правда, парижане в те годы отнюдь не брезговали гигиеническими процедурами, но виконтесса во всем была перфекционисткой — сказала чернь, значит будет чернь.) Конспиратор доморощенный! Ей бы в дворцовых переворотах участвовать, да жаль королей на ее век не хватит — всех и без нее перебьют. Де Морьев чувствовал, как в нем растет обида на жену. В то время как все умные люди давным-давно сделали ноги из Парижа, они застряли в этом треклятом городе, потому что на шее у них жерновным камнем повисла сестра Женевьевы, монахиня-урсулинка. Когда распустили монастыри, ей пришлось вернуться
Женщина накрыла корзину льняным платком и любовно по нему похлопала, затем посмотрела на мужа, сузив глаза.
— Как тебя зовут?
— Мадам, разве мы не представлены друг другу? — виконт картинно вздернул бровь.
— Виктор, не валяй дурака!
— Как прикажешь, — ухмыльнулся он и заученно отчеканил. — Прозываюсь я Жан-Батист Бувье, по роду занятий водонос, родом из города Парижа.
— Как зовут меня?
— Мари Бувье. Самая очаровательная прачка во всей Франции, — Виктор де Морьев отвесил ей изысканнейший поклон.
— Хватит, а? Так. Куда мы направляемся?
— В Руан, навестить твою кузину, которая при смерти от родильной горячки.
Женевьева поощрительно кивнула и приготовилась задать самый каверзный вопрос.
— Какое сегодня число?
— Двадцать четвертое ноября…эээ… но это по старому стилю! А на самом деле третий день фримера второго года Республики[19]
Виконт вытер пот со лба. Так тщательно его не экзаменовали даже для Первого Причастия. Улыбнувшись, виконтесса прошлась вокруг мужа, оглядывая его придирчиво, как капрал рекрута.
— Не забывай сутулиться. У водоносов не бывает прямой осанки. На них не надевают корсет во младенчестве. Так, что еще? Называй встречных на «ты» а не на «вы.»
— Ну это у меня легко получится. Я и раньше-то не миндальничал с подобным сбродом.
— Но тогда не кривись, если кто-то обратится к тебе не «господин виконт» а «эй ты, топай сюда.»
— В прежние времена я мог бы высечь любого из этих хамов.
— Зато сейчас нам даже хлыст купить не на что.
— О Господи!
— Не поминай имя Божье всуе, — строго сказала виконтесса. — Хотя если подумать, так и вообще его не поминай.
— О Верховное Существо!
— Не шути, пожалуйста. Хотя я рада, что ты в добром расположении духа. С чего бы нам грустить? Мы все учли. У нас обязательно получится.
— Ты захватил наши бумаги? — уже на улице спохватилась она.
— В десятый раз спрашиваешь, — огрызнулся Виктор, но на всякий случай похлопал себя по карману.
Нельзя сказать, что бумаги были на вес золота. Ведь золото, которым расплатилась за них виконтесса де Морьев, превышало вес этих жалких белых листочков в тысячи раз. Без взяток достать их было невозможно, со взятками — всего лишь невообразимо сложно. Аристократам предлагался лишь один пропуск — на свидание к праотцам.
— Не волнуйся, патрули их только по вечерам проверяют.
— Но на заставе так точно прикажут показать.
Виктор взял жену под локоть, то ли чтобы успокоить ее, то ли чтобы самому успокоиться, почувствовав ее тепло, такое привычное, такое родное. Светлые волосы Женевьевы стекали из-под замусоленного чепца. Давно немытые, но оттого еще более лоснящиеся, шелковистые, они по-прежнему закручивались в мягкие кудряшки. Хотя кожа теперь туго обтягивала ее скулы, Виктор разглядел следы ямочек на некогда пухлых щеках. Это все еще была его Женевьева, девочка, спрыгнувшая с картин Фрагонара[20]