Длинная тень
Шрифт:
Теперь, когда Мартин взял на себя заботы по ведению хозяйства в поместье, Ральф смог уделять гораздо больше времени своему любимому занятию – разведению лошадей, и всю эту весну посвятил племенной работе по выведению новой породы от вновь приобретенного жеребца. Когда Варвар привык к новому окружению, оказалось, что он гораздо лучше поддается обучению и нежнее, чем все жеребцы, которых когда-либо видел Ральф. Интеллигентность этого коня порой казалась почти человеческой, и Ральф считал, что, если приложить время и терпение, его можно выдрессировать, как собаку. И жеребец действительно привязался к Ральфу, как собака. Иногда, в его отсутствие, Варвар
Для Ральфа поездки верхом на Варваре были новым ощущением. Его прежний жеребец Кингс Кап был приучен к коляске, а не к верховой езде, и хотя он был достаточно спокоен в стойле, никто не мог и помышлять о том, чтобы оседлать его. А Варвару, казалось, действительно нравится верховая езда, и он очень радовался и возбуждался при виде Ральфа с седлом и поводьями в руках. Выйдя за ворота, он прижимал уши и с любопытством осматривался. Ему было интересно все. И во время прогулок Ральф постоянно рассказывал жеребцу о том, что он видит, словно делая доклад хозяину.
Кроме того, Варвар был очень быстроногим. Галоп, почти беззвучный и стремительный, был подобен полету. Он так твердо стоял на ногах, что мог отлично двигаться по любой почве. Ральф любил скакать с ним по болотам, разбрызгивая жидкую грязь из-под копыт и легко перепрыгивая через препятствия, лишь чуть-чуть натягивая поводья. В июне, когда кобылы уже были отяжелевшими от Варвара, Ральф участвовал на нем в скачках, но настолько опередил всех остальных, что вынужден был отказаться от приза, сказав, что участвовал в забеге ради удовольствия. Среди коневодов ходили всякие разговоры, многие советовали ему принять участие в других скачках, например, в Ньюмаркете или в Виндзоре. Все хотели заполучить Варвара для осеменения своих кобыл; некоторые предупреждали Ральфа о том, что жеребца надо как следует охранять, поскольку его могут увести.
Ральф был достаточно осторожен. В июне, как раз перед скачками, закончили строительство отдельной конюшни специально для Варвара, и все местное население говорило о ней с восхищением и удивлением, называя мраморным дворцом, потому что ни один конь никогда раньше не жил в таких царских условиях. Конюшня состояла из двух помещений, в одном из которых находился Варвар, в другом жил доверенный конюха, лишь иногда уходивший домой, так что конь практически никогда не оставался один.
Ральф надеялся, что Аннунсиата приедет к летним скачкам, но ее сообщения были неутешительными. В начале июня она уехала в Виндзор, потом в Оксфорд и Вудсток, и только в июле прислала ему торопливую записку о том, что они уже выехали домой. Ральф, получив это известие, не знал, как к нему отнестись. Элизабет выбралась из его постели и приказала начать уборку и так чистого дома, а Доркас разыскивала самую лучшую одежду для детей. И наконец, накануне дня Святого Свитина, от графини пришло официальное письмо, в котором говорилось, что они приехали в Уэтерби слишком поздно и не успевают сегодня попасть домой, но завтра обязательно будут.
Хьюго старался не шуметь, но у Арабеллы слух был острее, чем у собаки.
– Что ты делаешь? – прошептала она.
– Одеваюсь, – ответил он, надеясь, что больше сестра ни о чем не спросит.
Он знал: Арабелла сочтет его дураком, если он расскажет ей о своих планах, и не хотел этого слышать. Почему-то мысли выглядят гораздо хуже, стоит только облечь их в слова. Даже зная, что о нем думают, он чувствовал
В темной комнате Арабелла казалась белым призраком, особенно когда слабый свет, льющийся из окна, касался ее лица. Наступило молчание, а затем до него долетел ее голос, низкий и бесцветный:
– Ты дурак.
– Пожалуйста, Ара, не надо, – прошептал он, сражаясь с чулками.
Хьюго было уже тринадцать, и его мышцы налились, особенно на ногах, а чулки до неприличия обтягивали бедра. Ему давно нужна была новая одежда, но кто же ее закажет, если матери так долго нет дома?
– Ты дурак, – спокойно повторила Арабелла. – Ты собираешься ехать ее встречать, так? Неужели ты еще не понял: она нас не хочет. Она не любит нас. Если бы мы были ей нужны, она взяла бы нас с собой или осталась дома. Ты только навлечешь на себя неприятности. А что будет в школе? Тебя побьют розгами.
– Мама скажет им, что все в порядке, – упрямо ответил Хьюго.
Он, Арабелла и Джордж ходили в школу Святого Эдуарда. Розгами их наказывали реже, чем в других школах, но все же случалось.
– Она обрадуется и скажет им, что все в порядке. Арабелла безнадежно посмотрела на него.
– Куда ты едешь? Где собираешься ее ждать?
– Хочу доехать до конца. Если я потороплюсь, то успею в Уэтерби до того, как они выедут.
– Верхом? Ты собираешься украсть лошадь? Сумасшедший!
Хьюго надел, наконец, костюм и подошел к кровати с ботинками в руках.
– Не выдавай меня, Ара! – попросил он.
Он не мог различить лица сестры, а она смотрела на него с выражением жалостливой привязанности. Арабеллу не очень волновала мать, но раздражало стремление брата угодить ей, хотя она прощала ему все.
– Конечно, не выдам. Все и так очень скоро откроется. Дома я скажу, что ты рано утром ушел в школу, а в школе – что ты заболел и остался в постели.
– Тебя побьют, – сказал Хьюго.
Ложь была еще большим грехом, чем азартные игры. Но Арабелла только передернула плечами.
– Мне все равно. Но как ты не понимаешь, что она этого не стоит!
– Все будет в порядке, – успокоил ее Хьюго. – Вот увидишь! Я попрошу ее, чтобы она заступилась и за тебя тоже.
– Ну, иди. Скоро станет совсем светло.
Больше она не произнесла ни слова, легла и в растрепанных чувствах отвернулась от брата.
Напрямик до Уэтерби было около девяти миль, по дороге – чуть меньше одиннадцати, но в любом случае не больше двух часов верховой езды. Хьюго думал, что мать, будучи придворной дамой, не просыпается столь рано. К счастью, было лето, часть лошадей оставалась на ночь на улице, и он надеялся взять одну из них. Он никогда не мог вывести лошадь из стойла и провести ее мимо конюха, не подняв переполоха. И потому вышел на цыпочках через заднюю дверь. Собаки знали его и не залаяли, даже когда он взял седло и поводья. Наверное, проще скакать без седла, просто на попоне, но Хьюго не хотел появиться перед матерью как вор.
Кобыла Мартина Королева Мэб, стоявшая в паддоке, тихо подошла на его зов. Он был уверен, что Мартин не будет возражать. Когда первые лучи просыпающегося солнца озарили утреннее небо, Хьюго быстро оседлал ее, вывел из паддока и вскочил в седло. Он решил поехать напрямик, через поля до Уэлтона, а там уже выбраться на дорогу. Это был самый короткий путь. Мальчик чувствовал себя просветленным и возбужденным. Возможно, по пути следует набрать цветов, а увидев ее, он должен спрыгнуть с седла и вручить ей букет с сияющей улыбкой, сказав: