Длинная тень
Шрифт:
– Пусть он приезжает ко мне. Я не поеду к нему, как... как...
– Как верная жена? – предположил Чарльз. Аннунсиата выглядела рассерженной.
– Почему все обязанности лежат только на жене? Он оставил меня одну на все лето, уехал на корабле в Геную с какой-то сумасшедшей идеей, и я даже не знала, жив он или мертв. Где же верные мужья? Он сам виноват в том, что я вынуждена была приехать в Лондон одна. И не моя вина, что у него накопилось слишком много дел.
Король опечалился.
– Таков порядок вещей, – сказал он. – Возможно, это и несправедливо, но жена может потерять репутацию, а муж – нет. Моя дорогая, позвольте мне уговорить вас поехать домой. О вас уже слишком много судачат.
– Они судачили обо мне и раньше, сэр, –
– То, что говорили раньше, было неправдой, – напомнил король. – И говорили только те, кто толком ничего не знал. А сейчас в Уайтхолле назревает скандал.
– В Уайтхолле? Чем можно шокировать Уайтхолл?
– нервно засмеялась Аннунсиата.
Король взял ее за руку и посмотрел с пониманием.
– Я знаю, знаю! При моем дворе мужья и жены могут открыто изменять друг другу, и никто не подумает о них плохо. Но, моя дорогая, даже в Уайтхолле супруги должны жить вместе.
– А как насчет герцогини Кливленда?
– Барбара – особая статья, – сказал Чарльз. – Но и она официально живет вместе с мужем. Их дом находится в Уайтхолле. Но Роджер по делам службы должен проводить много времени вне дома.
Аннунсиата была непреклонна.
– Назад не поеду, – заявила она, надувая губы, как недовольный ребенок. – Я не поползу, как наказанная собака, к мужу, который уделяет так мало внимания своим супружеским обязанностям.
Король вздохнул, и она некоторое время молча смотрела на сцену. Затем он сказал:
– Ну, ладно! Раз вы не желаете возвращаться домой, я должен об этом позаботиться.
Аннунсиата заинтересованно посмотрела на него, а он внезапно улыбнулся, обнажив красивые белые зубы.
– Вы сказали, что я пекусь о женской репутации – значит, я должен быть заботлив вдвойне, если дело касается членов семьи. Кажется, однажды я уже спас ваше имя, моя маленькая кузина. Поэтому ничего страшного не произойдет, если я сделаю это снова.
Аннунсиата благодарно взглянула на него.
– Я никогда не была полностью уверена в том, что вы знали, – сказала она.
– Я не буду вам передавать все сплетни, которые ходят в Уайтхолле, – ответил он. – Но увидите, скоро они прекратятся.
Король был достаточно ленив, но, решив что-нибудь сделать, никогда этого не откладывал. Через несколько дней прибыло официальное письмо, назначающее графиню Доваджер Чельмсфорд придворной дамой спального покоя королевы, с обязательным проживанием в Уайтхолле, что давало ей возможность не возвращаться в Йоркшир по уважительной причине.
Аннунсиата опять написала мужу, объясняя нежелание возвращаться более логично, чем хотелось бы Ральфу, и начала наслаждаться свободой. Рождество всегда было самым веселым праздником года. В Уайтхолле тоже царила лихорадочная суета веселья, не позволявшая ей задуматься о Морлэнде, о Ральфе, о детях, о своем долге.
На Новый год, во время официального обмена подарками с королем, Аннунсиата подарила ему одну из необычных вещиц, которые собирал ее первый муж Хьюго, – золотую статуэтку из Персии, изображавшую обнаженного мальчика, державшего на плече кувшин с вином. Когда кувшин наполнялся, вино, протекая по трубочкам в полости статуэтки, вытекало наружу через пенис, и задача состояла в том, чтобы успеть поймать его в бокал, не упустив ни капли. Это вызвало множество разговоров и восхищения, а некоторые кавалеры, играя и забавляясь со статуэткой, напились до бесчувствия.
Подарок короля вызвал еще больше комментариев, но не потому, что тоже был забавным, а в связи с его ценностью. Он подарил ей бриллиантовое колье, которое, по словам некоторых гостей, стоило свыше тысячи фунтов. Это взбудоражило старые слухи о том, что Аннунсиата была любовницей короля. Однако никто, кроме самых отпетых, не мог долго верить в это, и скоро и двор, и город начади вынашивать другую идею, будто она была самой юной из всех его дочерей. Когда Аннунсиата появилась на свет, королю было всего четырнадцать,
Хьюго наслаждался Рождеством в Морлэнде, как никогда раньше. По просьбе Мартина Ральф на двенадцать дней назначил Хьюго «лордом без правил» – это означало, что все беспрекословно должны ему подчиняться в этот период, и они с Мартином очень веселились, придумывая абсурдные приказы и распоряжения. Он также был церемониймейстером всех игр и забав. Мартин и Джордж сочинили музыкальную пьесу, Хьюго ее поставил, и это доставило ему такое удовольствие, что он принял как само собой разумеющееся то, что главную роль играть должен Джордж. Все было, как обычно в Рождество: праздничный стол с традиционным сливовым пудингом, нищие, каждый день приходившие к воротам, чтобы попасть к столу, работники и селяне, которые приносили праздничные подарки хозяину и оставались, чтобы хорошенько выпить и закусить. Все двенадцать дней у дверей дома толпились жонглеры, фокусники, странствующие артисты и певцы – их также приглашали в большой зал, где они развлекали хозяев дома, гостей и прислугу. Каждую ночь пели и плясали до утра. В тот день на святках, когда по обычаю всем вручались подарки, Хьюго получил памятный подарок от короля, а Дейзи – от королевы, и он должен был поцеловать девочку, что и выполнил, но настолько неловко, что все вокруг рассмеялись. В течение всего сезона все были к нему очень добры, никто не придирался, не делал замечаний, и он, казалось, светился от переполнявшего его счастья, сожалея лишь о том, что рядом не было матери, которая могла бы увидеть, какой любовью и популярностью пользуется ее сын.
И все-таки что-то его беспокоило. Отсутствие матери не удивляло мальчика, потому что для него она была божеством и ее действия не обсуждались. Но где-то, на самом донышке души поселилась тревога из-за того, что среди некоторых слуг появился определенный настрой против Аннунсиаты. Отчим тоже не казался счастливым и напоминал Хьюго больную лошадь, которой каждое лишнее движение причиняет боль. Он надеялся, что Мартин знает причину. Отчасти потому, что считал, будто Мартин знает все, а отчасти потому, что иногда ловил печальный и всепонимающий взгляд брата, устремленный на отца. Однако Хьюго никак не связывал все это с отсутствием матери. И надеялся, что, как только наступит хорошая погода, она вернется, и это лето пройдет так же замечательно, как и предыдущее.
Хьюго удивительно точно понимал и ощущал состояние отца. Ральф был слишком растерян, чтобы осознавать, насколько несчастлив. Он ни на одно мгновение не допускал мысли, что Аннунсиата может отказаться вернуться домой. Когда пришло письмо, он перечитывал его несколько раз, полагая, что не так понял жену, а когда, наконец, убедился в том, что понял ее правильно, то все еще был уверен, что она вернется к Рождеству. С ее стороны было бы ужасным не приехать, потому что к этому времени в Морлэнде собирался весь свет, по крайней мере, наиболее важные для Ральфа люди. Друзья и соседи, уважаемые люди Йоркского общества, их слуги, фермеры, подчиненные – все, вплоть до монахинь из больницы Святого Эдуарда, стекались в Морлэнд на Рождество, чтобы отдать дань уважения хозяевам и разделить с ними радость праздника. И то, что в это время дом оставался без хозяйки, было кошмаром.