Длинные руки нейтралитета
Шрифт:
Новый вид особо скорострельных ружей - три. Правда, отмечалось, что дальнобойность не уступает штуцерной, но о реальной скорости перезарядки ни слова. И опять же: полная неизвестность о создавшем их оружейнике.
И общая черта всех этих новшеств: ничего и никто не сказал о том, сколько они стоили казне. А это куда как важно.
Вывод: фактов недостаточно. Значит, надобно отыскать того, кто мог бы дать исчерпывающие объяснения всему этому. И сей человек должен быть в невеликом звании, потому что такой, если он не дурак, не может рассчитывать на огромную награду - не по чину -
Перелистав несколько докладов, самодержец российский нашел фамилию: Семаков. Дворянин (иначе бы не стал флотским офицером), но роду незначительного. До войны имел чин лейтенанта, потом повысили до капитана второго ранга. Командовал тем самым кораблем, что причинил наибольший ущерб флоту союзников: утопил или повредил не один, а много неприятельских вымпелов. А успешный капитан просто обязан знать все, что касается корабля, которым командует. То есть именно этот человек в состоянии ответить пусть не на все, но уж точно на большинство вопросов.
Николай пришел к промежуточному решению и потому даже слегка улыбнулся. Вызвать этого моряка в Петербург, назначить аудиенцию и расспросить подробно. Время пока что имеется. А уже по результатам полученной информации подумать как следует и решить уже окончательно: что делать во внешней и во внутренней политике.
Глава 33
Как ни странно, из европейских держав первой откликнулась на сенсационную новость австрийская монархия. Ее источники большей частью находились в Санкт-Петербурге. До столицы Российской империи новости доходили хоть и не мгновенно, но достаточно быстро. У многих высших сановников Российской империи разгром мощной эскадры силами всего двух кораблей вызвал, самое меньшее, оторопь. И она отозвалась действиями в Вене.
Австрийский министр иностранных дел Буоль не вызвал российского посланника князя Горчакова в свое министерство. Как можно! Это была наилюбезнейшая просьба прибыть ради консультаций.
Беседу господин министр вел в самых дружественных тонах. Он многословно уверял, что конфронтация между двумя несомненно родственными (по духу) монархиями равно невыгодна им обеим, и что он, Буоль, готов в приватной беседе обсудить вопрос о вещественных мероприятиях, направленных на снижение напряженности.
Горчаков, в свою очередь, был лучезарен в мимике и речах. Правда, он не получил инструкций от Певческого моста [26] , но факты в его распоряжении были. Кроме того, князь был отменным дипломатом. В ответном слове он подтвердил, что, конечно же, согласен с мнением австрийского коллеги о недопустимости военного конфликта, что Россия мечтает лишь о мире на своих южных рубежах и что Турция, без сомнения, займет более дружественную позицию по отношению к Российской империи, в частности, в вопросе о проходе боевых кораблей через Босфор и Дарданеллы.
26
в то время там находилось министерство иностранных дел.
Буоль продолжал улыбаться, но намек он понял, и внутри у австрийского верховного дипломата поселился громадный кусок льда. Австрия имела выход к Средиземному морю. Среди починенных министра нашелся человек, который поведал начальству
Буоль чуть ли не клятвенно пообещал употребить все свое влияние, чтобы все возможные препоны для установления истинно дружественных отношений между двумя великими европейскими державами были в самом ближайшем времени устранены. Горчаков, как легко догадаться, заверил в ответ, что не сомневался и не сомневается в именно таких настроениях австрийского монарха и его правительства.
Кардинально иные настроения воцарились в Лондоне и Париже.
Генри Темпль, виконт Пальмерстон [27] , только что сменивший на посту премьер-министра Джорджа Гамильтона-Гордона, графа Абердина, мог выражать и испытывать какие угодно чувства относительно России. Однако британские премьеры в своей деятельности обязаны руководствоваться не только ими и даже не столько ими. Для принятия взвешенного решения нужны были факты. Последовал вызов на ковер нужного человека.
Cэр Джеймс Роберт Джордж Грэхем, баронет, Первый лорд Адмиралтейства, был прямолинеен, как фок-мачта любого линкора Его Величества. Он поведал, пусть и не в деталях, результаты боя всего лишь двух российских кораблей с эскадрой из пятнадцати вымпелов. Закончил же он пассажем:
27
именно такое правописание было принято в те времена. В современном русском языке пишется чуть иначе: Генри Темпл, виконт Палмерстон.
– Королевский флот на этот раз отделался куда дешевле, чем французский, при том, что наша разведка совершенно неудовлетворительно действовала в течение всей Восточной кампании. Их людям надлежит реабилитироваться. Мы должны любой ценой получить сведения об этих кораблях. Без таковых сведений любое действие против российского флота будет чистой авантюрой с большими шансами на провал.
Пилюля была горькой. Королевский флот (редчайший случай!) чуть ли не в открытую заявлял, что даже при численном преимуществе не полезет очертя голову в драку. Потери, понесенные в Восточную войну, и без того оказались более чем значительны.
Дальнейшие действия премьер-министра были вполне очевидными. Большому конгрессу, лучше в европейской столице, предстояло самым тщательным образом (то есть очень долго) обсуждать сложившееся положение, дабы привести бывших противников к согласию. За это время британская разведка должна раздобыть все необходимое для того, чтобы воспроизвести, а еще лучше превзойти достижения русских в кораблестроении и артиллерии. Если, конечно, эти новшества дело именно русских рук и умов, в чем виконт Пальмерстон сильно сомневался.