Длинные тени
Шрифт:
Минувшим летом министр Спокойствия поручил инспектору Клеорну разобраться в пустяковом деле — убийстве мага, Лека-Притворщика. Впрочем, называть покойного волшебником означало безнадежно льстить — таланта ему хватало лишь на то, чтоб подслушивать случайные мысли горожан, да продавать их лихим людишкам.
Но так уж получилось, что смерть Лека-Притворщика произошла в Луазе, в то самое время, когда министр Спокойствия, уподобившись загнанной лошади — то есть покрывшись пеной и закусив удила, — обеспечивал в стране порядок: его величество выдавал замуж ее высочество Ангелику, а значит, никаким эксцессам случаться не дозволялось.
Нераскрытое убийство Лека-Притворщика на фоне внезапно павшего на Луаз спокойствия выделялось, как ворона в стае голубей.
У инспектора Клеорна был свой резон искать убийцу менталиста-неудачника с удвоенной энергией. Дело в том, что буквально пару недель спустя он собственными глазами видел другой труп — так же, как и Лек, убитый был невеликих способностей магом, и так же был убит уверенным, точным ударом стилета.
Конечно, присутствовали и различия — Лек-Притворщик был убит средь бела дня, практически на глазах прохожих (убийца всего лишь заманил беднягу в темный безлюдный переулок); а вторая смерть случилась вообще в Эль-Джаладе, посреди пустыни. Различий было столько, что любой другой сыщик благоразумно не стал бы проводить параллелей и делать скоропалительных выводов, а вот Клеорна будто демон какой толкнул под руку.
Он подумал: а что, если эти смерти случились неспроста? При всей массе различий — внешности, цвете кожи, стране проживания, — у убитых было весьма значительное сходство: оба они обладали магическими способностями. Убиты — практически одинаково. Один-единственный решительный удар тонким, как игла, клинком; в случае Лека — в сердце, в случае эль-джаладца — в грудь и горло.
Был еще и третий фактор — навязчивое воспоминание о некоем преступлении, совершенном много лет назад. Если два убийства, совершенные сходным способом, можно было списать на случайность, то три уже советовали поискать закономерность.
В качестве рабочей гипотезы Клеорн сформулировал предположение, что убил магов один и тот же человек.
При этом сыщик прекрасно сознавал, что подобное допущение обрекает его на поиски иголки в стоге сена. Он понимал и то, что для подтверждения его гипотезы надо не только проверить круг общих знакомых покойных волшебников, но и найти того, кто побывал, с разницей в десяток дней, в восточной провинции Кавладора и окрестностях эль-джаладской деревушки.
Учитывая, что нынешним летом в Эль-Джаладе побывали все, кому не лень — задача колоссальная и заранее обреченная на неудачу.
Впрочем, инспектор Клеорн никогда не боялся работы. Мэтресса Далия как-то высказалась в том духе, что существует обратная зависимость между степенью усердия и интеллектуальным потенциалом деятеля… Но ее ворчание сыщик отнес на счет естественного недовольства женщины, что не она является смыслом его жизни.
О, Далия! Как вы ошибаетесь! Вы и только вы — мой идеал, — (иногда Клеорн позволял себе минутный перерыв в расследовании и репетировал пылкие речи, предназначавшиеся для прелестных ушек его дамы). — Я брошу к вашим ногам преступника, и тогда вы поймете, что я достоин вас! Да, вы умны, вы прекраснее всех в этом мире, ваши серые глаза пленили мое сердце, но я…
Ой, — спохватился
Он снова склонился над листками. Он искал вполне конкретное имя — честно говоря, он не просто так заставил помощника страдать в архиве. Если бы Лео — лицо незаинтересованное, а потому объективное, — отыскал упоминание об одном дельце, случившимся семнадцать лет назад в Триверне, это означало, что гипотеза сыщика не лишена оснований.
Ага, — удовлетворенно хмыкнул Клеорн некоторое время спустя. Он взял карандаш и подчеркнул знакомое имя.
Шила Розенвальд, род занятий — травница, место смерти — Триверн, семнадцать лет назад.
Она жила на южном склоне Малявки, в маленьком покосившемся домике. Впрочем, близ этой горы практически все дома были старыми и завалившимися на бок — здешние шахты считались малоперспективными, мастерских тут было раз-два и обчелся, даже виноградники и плантации хмеля здесь не прижились. У Малявки селилась беднота, лихие людишки, туповатые тролли; в мусорных кучах рылись стайки зеленых гоблинов…
Таково было первое место службы будущего инспектора Клеорна.
Сейчас смешно вспомнить, каков он был в те годы — тощий юнец, держится прямо, будто линейку проглотил, губы поджаты, едва заметная ниточка усов, орлиный взор и жуткое стремление обнаружить что-нибудь этакое.
Увы, ему попадались исключительно люди и тролли, злоупотребившие алкоголем [8] .
Шилу Розенвальд он наметил в качестве самой перспективной жертвы.
8
Объяснялось все очень просто: гномы и полугномы вкалывали, как проклятые, гоблинам просто не доставалось.
Она была травницей, торговала снадобьями собственного приготовления, заговаривала зубы (это очень ценилось, потому как драки вспыхивали каждый вечер, с завидной регулярностью), была старой, некрасивой и нелюдимой, а потому Клеорн решил, что она должна, просто обязана совершать преступления.
Сейчас, с высоты жизненного опыта, он понимал, что подобное предположение грешило субъективностью. На девяносто пять процентов оно было оправдано тем, что у Шилы был нос крючком, кривая спина, волосатая бородавка на подбородке, — другими словами она была типичной ведьмой. О таких рассказывают, чтоб пугать непослушных детей.
Пять процентов уверенности Клеорна (и тогда, и сейчас) — базировались на предположении, что Шила прекрасно разбиралась в магических свойствах растений.
Весь ее дом пропах травяными ароматами — пучки сухих побегов свешивались с потолка, собранная пыльца хранилась в аккуратных коробочках, вязки листьев, заботливо уложенные клубни, плавающие в растворах цветы, сушеные лепестки… Она собирала травы сама, четко следуя старинным ведовским рецептам: одни — в полнолуние, другие — на закате, третьи — исключительно на перекрестке дорог.