Длинные тени
Шрифт:
Ха… На эти слова мэтр обиделся, и с Фриоларом приключился приступ амнезии. Из памяти выпала неделя или даже больше — сейчас Фри-Фри смутно вспоминал, что парил высоко в поднебесье, ветер приятно холодил расправленные крылья, клюв его был остер, а взгляд пронзителен… И малявок, подобных тем, что сейчас кружат возле замка дацких принцев, он мог прибить одним ударом…
Фу, и не лень всякой чуши лезть в голову, — возмутился Фриолар. Он поправил шляпу — поля обвисли под напором падающей с неба жидкости, плащ на плечах промок, холодно… Долго ли мэтр намерен знакомиться со своими потомками?!
—
Фриолар остановился в десяти шагах, попытался понять, шутит ли мэтр или на этот раз, для разнообразия, говорит правду. Виг расположился на мраморной скамеечке напротив старого обросшего мхом склепа и делал вид, что выслушивает кого-то невидимого. Невидимка, судя по всему, говорил приятные вещи — волшебник жмурился, тряс бородой, время от времени покаянно охал… Другими словами — развлекался вовсю.
Осталось только выяснить, над кем мэтр Виг изволит издеваться. Над Фриоларом, которого затащил на Сумрачный Остров и заставил мерзнуть под дождем, или всё же над дочерью.
Открытие, что у чудаковатого волшебника имеются родственники, настигло Фриолара летом. Тогда, в конце месяца Паруса, Кавладор оглушило известие, что принцесса Ангелика собирается замуж. Связь между семейным положением ее высочества и добровольно запершим себя посреди Чудурского Леса специалистом Магии Крыла и Когтя была самая что ни на есть прямая: Ангелика считалась патронессой Министерства Чудес. Министра, как было известно Фриолару, «чудики» уже лет двести как не выбирали — никто не хотел тратить драгоценное время на официальные присутствия. Ангелика в роли патронессы всех устраивала; если же она променяет лиловую мантию на чепец матери семейства, кому-то из старших волшебников или адептов одной из двухсот официальных религий придется рискнуть собой.
Как подозревал Фри-Фри, Виг смело мог считаться самым старшим из магов Кавладора. Точного возраста своего работодателя Фриолар не знал, но с девятисотлетним мэтром Пугтаклем Виг был на «ты» и презрительно обзывал эльфа «остроухой писклёй». Более того, по совокупности изменений, которые Виг внес в экологическую нишу своего родного Чудурского Леса, он мог смело претендовать на апостольское звание — всё окрестное зверьё, включая несколько деревень оборотней, на Вига молилось. Правда, молились о том, чтобы старик о них не вспоминал, но всё-таки.
Узнав о том, что ему угрожает опасность стать министром Чудес, Виг слёг с тяжелейшим приступом obhitrilla-obmanulles vulgaria nonsenseteatus. Когда же в Башню прибыли принцесса и мэтр Фледегран, старый пройдоха сразил всех бледным видом, сухим кашлем, бредом и завещанием.
В документе, составленном по всем правилам (Фриолару даже пришлось ездить во Флосвилль, приглашать к мэтру нотариуса), упоминались дочери Вига — мэтресса Вайли, проживающая по адресу королевство Ллойярд, Уинс-таун, Восьмой Позвонок, и госпожа Ванесса, супруга шута принца Дацкого.
Через несколько недель Фриолар познакомился со старшей дочерью своего работодателя. Для практикующей некромантки она оказалось весьма симпатичной дамой. Но некроманткой. Иначе говоря — будь ее отец мёртв, она общалась
О судьбе Ванессы заботливейший из отцов ничего не знал. Правда, как оказалось, «не знал» не означало, что «знать не хотел»: чисто случайно Виг вспомнил, что сделал сигнальный артефакт, который должен был предупредить об опасности, угрожающей младшей дочери. Или кому-то из ее потомства.
Таким образом, причиной того, что дацкий дождь превращал молодого алхимика в подобие полузамерзшей ледяной фигуры, следовало считать серебряный бубенчик, непрестанно звеневший четвертый месяц подряд. Артефакт продолжал сигналить об опасности, и мэтр Виг всерьез озаботился идеей отыскать попавшего в беду потомка.
Фриолар предлагал, причем десяток раз, поступить по-человечески — написать письма, нанять сыщика, в конце концов — помириться с мэтрессой Вайли, она-то уж точно знает, где живут дети ее сестры и что с ними происходило последние четыреста лет. Нет! Мэтр Виг всё сделал по-своему! По-магически, с размахом и из-под выподверта! На месяц заперся в лаборатории, выводя новую породу в оронов — они получились еще чернее и крупнее, чем обычно. Потом месяц отдыхал, «восстанавливая энергетический баланс», потом взял за привычку «беседовать» с обитавшим в зелёной бутылке призраком. Видите ли, мэтру потребовалось «восстановить навыки общения с неживыми созданиями»!
Мэтр, в Кавладоре некромантия под запретом, — каждое утро напоминал Фриолар.
Изыди, алхимия, — беззлобно ворчал Виг. В Ллойярде нам без общения с духами не обойтись.
Поэтому остается предположить, что сейчас Виг не валяет дурака, а на самом деле разговаривает с дочерью. Если прищуриться и посмотреть на склеп… то в потоках воды… можно различить…
— Чего щуришься? — спросил Виг, вдруг оказавшийся рядом.
— Мне кажется, что я вижу госпожу Ванессу, — с сомнением в голосе ответил Фриолар. — Такая, знаете ли, серебристая фигура, едва различимая через потоки дождя…
— Ты когда успел наклюкаться до скотского состояния? — насупился волшебник. — Призраки ему, понимаешь, на каждом шагу мерещатся… Нет там никого, Ванесса в замок полетела, с моим правнуком беседовать. Назюзюкался тайком, а мне, старому человеку, атакованному ревматизмом, даже не предложил!
— Что вам удалось узнать, мэтр? — Фриолар счел за лучшее переменить тему. О пользе хронического алкоголизма в масштабах отдельно взятого волшебника мэтр Виг мог рассуждать часами.
— Что у меня было три внука и шесть правнуков, — гордо заявил Виг. Приосанился, выпятил грудь, изображая павлина — хотя, учитывая его телосложение, даже до солидности откормленного цыпленка маг дотягивал с трудом. — Теперь идем в Замок, требовать записи о рождении праправнуков.
— Хмм… В Замок? В смысле, крепость, принадлежащую местным принцам?
— Ви говорит, что кто-то из праправнуков сбежал в Шуттбери, кто-то — в Порт-Мутон, а вернулся ли кто, кто своей смертью помер, а кого семья достала, она не помнит за давностью лет. В маменьку пошла, — мстительно сверкнул глазами почтенный маг. — У той тоже до старости память была исключительно девичья…