Для фортепиано соло. Новеллы
Шрифт:
— Мужчину, который осыпает вас ударами! — сказал Мароль.
— К ударам я вовсе не стремлюсь! Но, конечно, я бы предпочла это, нежели мужчину, валяющегося у меня в ногах.
Он смотрел на нее с улыбкой. Они стали очень близкими друзьями.
— Вы как-то сказали мне, — продолжал Мароль, — что единственный раз, когда вы были близки к тому, чтобы полюбить его, произошел тогда, когда он чуть не обманул вас с одной из ваших подруг.
Она тоже улыбнулась:
— Верно… Потому что
— Понимаете ли вы, — сказал Мароль, — что настоящим объектом для моего психоанализа должны стать уже не вы, а ваш друг Раймон? Вы должны уступить ему ваши сеансы и привести его ко мне. Я бы сделал его тем мужчиной, которого вы смогли бы полюбить.
— Вы так думаете? — спросила Ирен.
— Я уверен, — заявил врач.
— Вряд ли он сумеет выкроить время, чтобы приходить к вам три раза в неделю… И кто вам сказал, что я хочу полюбить его?
— Вы, — ответил Мароль.
Она поначалу отвергла этот план, но, растянувшись на кровати и размышляя о тонком лице Раймона, невольно вспоминала — не без удовольствия — предложение доктора Мароля. «Он сумел спасти меня от себя самой, — подумала она. — Почему бы ему не преобразить и Раймона?»
Она попыталась представить, как Раймон лежит на синем диване Мароля и рассказывает о своих снах, о своем детстве.
«О, как это будет трудно! — говорила она себе. — Французы, особенно подобного склада, совсем не склонны искренно исповедоваться. Но, возможно, Мароль сумеет вызвать у него доверие… И кто знает?»
Когда Раймон на следующий день вернулся из Комбре и они пошли ужинать к виноторговцу на авеню д’Итали, который каждую неделю готовил им превосходный стейк с перцем, она заговорила с ним о докторе Мароле:
— Я часто рассказывала тебе, как он помог мне… Ты и сам это заметил… Так вот, представь, когда я вчера упомянула о тебе, о твоем желании жениться на мне…
— Как? — спросил Раймон. — Ты с ним об этом говоришь?
— Я говорю ему все, естественно… Без этого анализ невозможен.
— Анализ! — сказал он. — Я ненавижу это слово… Разве ты не видишь, что этому лечению нет конца? Твой доктор морочит тебя уже два года, чтобы получать сто пятьдесят франков в неделю.
— Раймон, не говори так! Ты несправедлив и сам это понимаешь. У Мароля в десять раз больше больных, чем он может взять. Он жертвует ради меня клиентами, которые платили бы ему бесконечно больше, чем я… Кстати, по его мнению, с моим анализом можно заканчивать… Он думает, выслушав мой рассказ о тебе, что именно ты нуждаешься в его советах.
Раймон выглядел обескураженным
— Я? Что за глупость. Я вовсе не болен, — сказал он. — И вообще, мне это шарлатанство претит.
— Никакого шарлатанства в этом нет… Я тоже не была больна.Я была не уверена в себе, как ты, не доверяла себе самой. Мароль возродил во мне волю.
— Я очень хорошо знаю, чего хочу.
— Ты знаешь, чего хочешь, в делах, в своем ремесле. Но с семьей и особенно с женщинами ты робок, неловок… Я не упрекаю тебя, дорогой, а просто констатирую факт.
Он покраснел, понимая, насколько она права.
— Как могло быть иначе? Я провел юность в провинциальном городке, в окружении славных буржуа, в жизни которых любовь всегда играла подчиненную роль… Мне не хватает опыта и смелости, вот и все. От медицины это не зависит. Кроме того, моя робость сделает меня верным мужем, так что тебе нечего жаловаться.
— О, я ни на что не жалуюсь, — сказала Ирен.
В следующие недели она так часто начинала атаку и говорила с ним о Мароле, что в конце концов убедила его. В один прекрасный день она привела Раймона к доктору, и было решено, что он вернется один и будет приходить не три, а один раз в неделю.
— Это очень мало, — сказал Мароль, — но посмотрим, что нам удастся сделать.
— Я довольна, — объявила Ирен Раймону, когда они вышли. — Ты так мил!
И она поцеловала его прямо на улице. Раймон беспокойно оглядывался, опасаясь, что их могут увидеть «северные люди».
После двух сеансов у Мароля он стал таким же энтузиастом, как она.
— Я тебе бесконечно признателен за совет, который ты мне подала!
— Правда? — спросила Ирен. — Это изумительный человек.
— Да, — ответил Раймон. — Он чрезвычайно умен и ухватывает самую суть. Думаю, он принесет мне много добра.
— Мне кажется, ты уже изменился, — сказала она.
Через три месяца результаты лечения стали очевидны.
— Ты этого не замечаешь, Раймон! — повторяла Ирен. — Но ты стал другим человеком. Теперь с тобой можно разговаривать откровенно и прямо, не боясь задеть твои комплексы, натолкнуться на твой панцирь. Ты можешь смело смотреть на себя и свои желания, принимать себя таким, какой ты есть. Ты нравишься мне в сто раз больше, да, да, не сомневайся.
— Признаю, что ощущаю себя совсем иным, — сказал Раймон. — Единственное, что меня смущает: Мароль хочет, чтобы я теперь встречался с другими женщинами, а не только с тобой. Он говорит, что мое замкнутое провинциальное существование сделало из меня существо, мало приспособленное к жизни. Я должен расширить свой опыт, прежде чем утвердиться на надежном пути брака.