Для смерти день не выбирают
Шрифт:
Женщина — судя по голосу, лет шестидесяти и, вероятно, волонтер — охнула, и мне стало стыдно.
— Сказать по правде, мэм, история представляется мне маловероятной, но мы обязаны рассмотреть его заявление.
— Да-да, понимаю, — неуверенно сказала она.
— Хотелось бы узнать, можно ли как-то проверить эту информацию, — добавил я и назвал приблизительное время, когда это могло случиться. — Вы ведь храните записи о пропавших детях?
— Да, такие записи у нас есть, — осторожно ответила она. — У нас база данных, и мы не убираем имена даже в тех случаях, когда человека находят, но такого рода сведения не предназначены для свободного
В том-то и проблема, что не мог.
Нажимать и требовать не имело смысла, поэтому я поблагодарил ее и попрощался. Огорчительно, конечно, но ничего не поделаешь. Будь работа детектива столь легка, такое понятие, как «нераскрытое дело», исчезло бы полностью.
Я допил кофе, вышел на улицу и отправился за предоставленной Тиндаллом машиной. Это была полноприводная черная «киа». Стояла она там же, где я и оставил ее ночью, возле Гайд-парка, и на ветровом стекле уже красовался штрафной талон. Кого не упрекнешь в неэффективности, так это лондонскую службу парковки. Впрочем, меня такие мелочи не беспокоили — платить все равно придется Тиндаллу. Я взял талон, бросил на сиденье и выехал на Парк-лейн.
Следующим пунктом назначения был филиал Британской библиотеки, место, где хранятся перенесенные на микрофишу архивы нескольких важнейших газет с публикациями за последние двести лет. Располагается филиал в обшарпанном здании послевоенной постройки в Колиндейле. Само здание оказалось еще уродливее и меньше, чем можно было ожидать, и походило скорее на фабрику или школу, чем на библиотеку. Найти его нетрудно, поскольку оно стоит практически напротив станции метро «Колиндейл».
Предъявив на входе фальшивый паспорт, я получил у дежурного разовый однодневный пропуск, Объявление на стене гласило, что пальто и сумки следует оставлять в раздевалке — в интересах безопасности, — но снять куртку меня, к счастью, не попросили. За поясом джинсов торчал револьвер, и даже если бы дежурный не заметил оружие, оно могло привлечь внимание кого-то из посетителей. Так или иначе, дежурный пропустил меня с добродушной улыбкой, сообщив, что архивные копии «Таймс» хранятся этажом выше.
Работа предстояла нелегкая. Судя по имеющимся данным, Энн Тейлор поступила в приют Коулман-Хаус 6 июня 1998 года, а убийство, как она сказала доктору Чини, произошло несколькими неделями раньше. Я решил начать поиск в «Таймс» с 1 января, обращая внимание на все сообщения об исчезновении или смерти детей при невыясненных обстоятельствах. Поскольку каждый такой случай по вполне понятным причинам попадает в разряд первостатейных новостей, я ограничился просмотром первых пяти страниц. Подход, может быть, и не совсем научный, но когда работаешь один, а время поджимает, приходится чем-то жертвовать.
Аппараты для чтения находились в затемненной задней комнате. Найдя свободный, я потратил минут десять, пытаясь зарядить катушку с выпусками «Таймс» от 1 до 10 января, но положительного результата так и не добился, пока на помощь не пришла миловидная девушка-испанка, сжалившаяся надо мной и показавшая, как что делать.
Как обычно, год начался с плохих новостей: беспорядки в Северной Ирландии, кровопролития в Алжире, бандитские разборки — целая вереница трагедий. Дальше — не лучше, но разве когда-то
Заметка о суде над подростком-головорезом, вонзившим нож в затылок двадцативосьмилетней работницы социальной службы в вагоне пригородного поезда. Из объяснений убийцы следовало, что другой цели он просто не нашел. Суд над Виктором Фаррантом, насильником, выпущенным досрочно и зарезавшим свою новую подружку и избившим до полусмерти другую женщину. Подружка была матерью-одиночкой с двумя детьми, которые — после того как Фаррант снова отправился за решетку — на вполне законном основании вопрошали, чем таким этот человек вообще заслужил право на свободу. Ответить на их вопрос мог бы, пожалуй, новый лорд-главный судья Парнэм-Джоунс.
Читая сообщения о жестоких преступлениях в Британии, совершаемых людьми, единственным мотивом которых является, похоже, удовлетворение собственных садистских наклонностей, я невольно проводил параллель с Филиппинами. Там людей тоже убивают. Убивают много, больше, чем в Англии, что наглядно демонстрирует, например, статистика по Маниле, но в большинстве своем эти убийства есть следствие идеологии или бедности. Ради удовольствия убивают очень немногие. Здесь же, в условиях свободы и достатка, такие преступления совсем не редкость. Задумаешься и приходишь к неутешительному выводу: в том, что касается насилия и жестокости, большого прогресса человечество так и не добилось.
Впрочем, глобальные вопросы меня сейчас не занимали.
Я листал страницы. Читал. Искал.
Время летело быстро. На каждый номер уходило около трех минут, следовательно, на один месяц требовалось более полутора часов. К половине четвертого я добрался до марта. Заболели глаза. Я подумал, что, может быть, стоит сделать перерыв, передохнуть и позвонить Эмме, узнать, как дела, но отказался от этой мысли, чтобы не терять темп. Еще один месяц, и хватит.
1 марта — ничего. 2 марта — ничего. 3 марта… Глаз зацепился за что-то. Заметка на самом дне первой страницы. Я пробежал ее глазами. Перечитал.
Мужчина арестован после исчезновения дочери
Тридцатишестилетний мужчина арестован полицией после того, как соседи заявили об исчезновении его дочери. Джон Мартин Робс, житель Стэнмора, доставлен в полицию для допроса в связи с исчезновением его двенадцатилетней дочери, Хейди, которую не видели уже несколько дней. Мать Хейди с семьей не живет, и полиция пытается сейчас установить ее местонахождение. Как утверждают соседи, Робс и его дочь часто и горячо спорили, девочка не отличалась примерным поведением. Представитель школы заявил, что все надеются на ее скорое возвращение и молятся за нее, но при этом отметил, что Хейди убегала и раньше.
Фотографий не было.
Я достал блокнот и записал некоторые детали. Потом просмотрел номер за 4 марта, весь, от начала до конца, но не нашел ни дальнейших сообщений о судьбе девочки, ни упоминаний о Джоне Робсе. Исчезновения детей из неблагополучных семей редко получают широкую огласку, особенно если за детьми и раньше числилось всякое. Симпатичная девчушка, дочь приличных родителей, если ей не больше десяти и она живет в одном из ближайших к Лондону графств, привлечет к себе внимание половины всех газет, радио и телевидения, тогда как крепкая, закаленная жизнью девчонка лет двенадцати, выросшая в муниципальном квартале, такого интереса не вызовет, а значит, ее история продаваться будет намного хуже — в конце концов все сводится к этому.