Для тебя я Ведьма!
Шрифт:
— Синьор Сальваторе, — тяжело дыша, она едва поспевала за нами, — каков план?
Командир резко остановился, синее море его глаз дрогнуло волной азарта. Тор улыбнулся и провёл языком по пухлым губам:
— Девочка, ты вчера приняла командование Ловцами.
— Я? Нет, вы неверно истолковали…
— Как сейчас помню!
— Нет-нет, — синьорина Эспозито замахала ручками, — я должна фиксировать ваши ошибки. Я… — она осеклась, вспомнив вчерашний разгром наших тайн. — Я всего лишь хочу получить рекомендации.
— Уже вижу, как ты
— Выше потолка птичке не взлететь, — я шагнула к наблюдательнице.
— Нюхай! — чирикнула Мими.
Осталось встать на четвереньки, уткнуться носом в землю и нетерпеливо поскуливая, взять след. Синьор Сальваторе отрицательно покачал головой — пришлось подчиниться настоящему командиру Ловчих. Вдохнула свежий утренний воздух, голова пошла кругом, и я пошатнулась, едва устояв на ногах. Торе подхватил меня и суетливо достал из кармана флакон с настойкой.
— Что это? — Мими с любопытством наблюдала, как я принимаю лекарство.
— Желаете? — протянула склянку наблюдательнице. — Отлично успокаивает.
— Я не взволнована, — фыркнула синьорина фурия.
Пожав плечами, сунула бутылочку в сумку на поясе и продолжила путь. Под действием настойки из корня Ши прекрасно удавалось сохранять душевное и телесное равновесие. Прежде чем выйти на тропу, мы перебрались через огромные, поросшие мхом поваленные деревья, прошли сквозь заросли сухостойной травы, собрав на одежды коллекцию колючек. На этой тропинке — с деревьями, сплошь усеянными вешенками, колдуньи приземлялись на мётлах, прибывая на шабаш. Солнце поднялось высоко над лесом, праздник закончился, и дочери бездны разлетелись по домам — все, кроме одной.
— Дорога заканчивается поляной, безумная там. Жду ваших распоряжений, — я старалась отдать голосу всю кротость, на которую была способна.
Синьорина Эспозито не могла исполнять обязанности командира — бедняжку лихорадило. Страх перед ведьмами и желание занять пост судьи Польнео — отвага на грани слабоумия.
— Мими, мы ждём, — Тор тряхнул наблюдательницу за плечо.
— Я останусь здесь.
— Идея! — он потянул Мими к себе. — Выпихну тебя к ведьме, а когда она закончит, п-п-пристрелю полоумную и не обделаюсь.
— Вы не можете! Тогда моё завещание… даже если тело не будет найдено, через год меня объявят умершей.
— Год — это целая вечность, — моё сердце окутал туман мести. — Придумаем что-нибудь.
Мими, пытаясь упираться, трепыхалась в стальной хватке командира. По мраморным щёчкам катились хрустальные слёзы, она кривила губки в мольбе, но Торе это не остановило. Образ идеальной женщины осыпался старой фреской, обнажив трусливую девчонку, не знавшую цену словам и поступкам. Сальваторе не собирался воплощать «идею», он хотел выбить из Мими желание идти по головам в угоду карьере.
— Торе, постой, — я старалась говорить тише, — слишком близко. — Только крутой пригорок разделял нашу троицу и безумную ведьму.
Сердце зашлось ударами,
— Обычно я не такой добрый, но с похмелья… — шепнул Тор и отпустил наблюдательницу.
Синьорина Эспозито, кажется, не поняла, что произошло. Молча глотая слёзы, она села и, подобрав колени к груди, уставилась под ноги. Хотелось верить, что кукольную голову занимают правильные мысли, ну или хотя бы их ростки.
Я опустилась на землю и ползком добралась до вершины горки. Среди остатков стихшего пира, ковыляя, суетилась наша добыча. Ведьма хватала объедки и складывала в прохудившийся мешок. Куски хлеба, надкушенные яблоки, раздавленные виноградинки вываливались через дырки в ткани размером с кулак. Дочь бездны с жадностью цепляла кривыми пальцами потерянное и упорно совала обратно. Несколько раз обошла жертвенный камень, что-то бормоча себе под нос и, собрав горсть свиных потрохов, спрятала в карман грязного передника.
Во взгляде полоумной не было ничего, кроме голода и бесконечной усталости. Эта женщина стояла на пороге мучительной смерти — последней ступени сумасшествия, когда бездне уже плевать на своё дитя. Хозяин выжал соки, выпил до дна, а голоса тёмных духов в голове слились в бесконечном шуме. Она больше не могла навести порчу, наслать проклятье. Разум ведьмы ослаб до предела, но в сердце гуляли тени надежды.
В нищете больше остального ненавидела сосущий голод — сунуть в рот хоть корку чёрствого хлеба, хоть щепоть размоченного зерна, лишь бы не чувствовать этот ужас. И сейчас вид искалеченной безумием сестры, собирающей остатки щедрого пира, разрывал душу, вызывал желание орать и рыдать.
— Амэ, я никогда не встречал таких… — вздрогнула от шёпота Торе рядом. Он с болью смотрел, как уродливое дитя бездны с всхлипами радуется находке — нетронутому персику.
— Не многие доживают до этого, — горло и сердце сдавило отчаянье. Поднимаясь, я не чувствовала ног.
Женщина посмотрела на меня. Нависшие веки, косматые брови, простодушная беззубая улыбка — мне захотелось вырвать из груди пульсирующий комок боли. Сальваторе переводил потерянный взгляд с ведьмы на меня. Ловчий по-детски наивно надеялся обойтись без выстрела, уйти, не оставив за спиной костёр.
— Ей нужна эта пуля, Торе, — не знаю, кому больше требовались эти слова — мне или любимому.
В руках кудрявого командира появился пистолет, украшенный гравировками-завитушками. Секунда — их глаза встретились, дочь бездны протянула своему палачу жёлто-красный персик.
— О, Великий Брат помоги мне… — отчаянно взмолился Сальваторе. Он опустил оружие и утёр взмокший лоб рукавом.
Клянусь, козлоногим, я слышала, как из шума в голове ведьмы вырвался писклявый тёмный дух. Женщина зашептала смертоносное проклятье — медленно, сбивчиво, коверкая слова древнего языка.