Для тебя
Шрифт:
— Да. Точно. — Потом проглотил и закончил: — Но всё-таки я не думал, что ты так скоро объявишь об этом.
После чего он запихнул в рот остатки кекса.
— Не понимаю, каким образом это относится к семейному совету, так что ты можешь отправляться в участок, — сказала я ему.
Он снова улыбнулся и сказал:
— Просто я рад, что ты в таком восторге, милая.
— У тебя есть топор? — спросила я.
— Хочешь им воспользоваться?
— Ага.
— Тогда нет.
— Дети, сосредоточьтесь, — сказала мама, и я повернулась
— Как я сказал, мы переезжаем в квартиру Морри, там больше места, Феб. — Папа посмотрел на меня, потом продолжил: — Сегодня Ди напишет заявление об увольнении и попробует работать в баре. Мы будем поблизости, чтобы помогать в баре и с детьми, пока она будет привыкать.
Я подозревала нечто подобное после того, что видела вчера вечером, и от этого мне тоже захотелось закричать от восторга. Но, как я уже говорила, у меня хорошо получалось делать сердитый вид, так что я держала варежку на замке.
— Было бы хорошо, если бы вы могли подменить и Феб тоже, чтобы она устроилась здесь и мы могли провести время вместе, — вставил Колт.
— Ой! — воскликнула Джесси. — Вам двоим нужно взять отпуск.
— Хорошая идея, — сказала мама.
— Колт и Морри только вернулись с рыбалки, а мне и без отпуска хорошо, — заявила я и на всякий случай добавила: — И меня устраивает график работы.
— Ты всё равно работаешь больше меня, Феб, — сказал Морри. — Теперь, когда нам помогает Ди, мы сможем распределить время поровну, а пока ты можешь сделать передышку.
— Мне нравится мой график, — снова заверила я.
— Теперь у тебя есть кое-что, что тоже требует времени, — напомнил мне папа ещё один факт, который заставлял меня тихо ликовать от счастья, но я ни черта не собиралась это показывать.
— Хм-м-м, — пробормотала я, и Колт снова сжал меня.
— Это решено? — спросил папа, как будто ожидал ответа, а не провозглашал решение, которому все мы должны были подчиниться, потому что так всегда было и всегда будет.
Конечно, если бы я не злилась и не строила из себя обиженную, всё это сделало бы меня очень счастливой. Мне нравился мой график, но это было тогда, когда я могла проводить много времени в баре, притворяясь, что делаю это не потому, что чертовски одинока. Теперь же мне было далеко до одиночества, и, видит Бог, мне бы не помешала передышка. Не говоря уже о том, что идея об отпуске с Колтом звучала просто потрясающе.
С другой стороны, было бы здорово подождать, пока станет теплее, и уехать в отпуск туда, куда можно взять его лодку.
Однако, я, конечно же, не собиралась сообщать об этом всем присутствующим.
— Проводи меня до двери, — сказал Колт мне на ухо, и я решила сделать то, о чём он попросил, поскольку и так уже повела себя высокомерно в присутствии Чипа, которого плохо знала, и Брэда, которого не знала совсем, а мама воспитывала меня правильно,
Колт попрощался со всеми, надел кобуру и куртку, а потом остановился у двери и повернулся ко мне.
— У тебя есть время до половины третьего, чтобы перестать дуться. Я приеду домой переодеться и отвезти тебя на похороны.
Дуться? Он сказал «дуться»?
Я сузила глаза и нахмурилась, испытывая огромное желание пнуть его ногой.
— До этого времени разберись со своими вещами, ладно? — продолжил он, не обращая внимания на мой взгляд.
— Ты же понимаешь, что я разрешаю тебе командовать только потому, что у нас зрители, — сообщила я.
Он подошёл ближе и понизил голос, чтобы слышала только я.
— Ты позволяешь мне командовать, потому что знаешь, что я дал тебе прошлой ночью и предыдущей и, скорее всего, прекрасно представляешь, что я дам тебе сегодня.
Ладно, он был прав, но я не собиралась ему этого говорить и потому промолчала.
Он подошел ещё ближе, его лицо изменилось, на нём промелькнуло что-то похожее на то чувство, которое я недавно испытала, стоя около двери его спальни.
Колт положил ладонь мне на шею и сказал ещё тише:
— И потому что у нас всё серьёзно.
Мне понравилось это выражение на его лице — на лице, которое тем или иным образом постоянно присутствовало в моей жизни, сколько я себя помню. За многие годы я видела, как на его лице менялось множество выражений. Но это мне нравилось, очень нравилось, больше, чем любое другое, настолько, что я поняла, что никогда не смогу его забыть.
Но всё равно, я была Феб, а он был Колтом, и сейчас мы снова были теми, кем предназначено судьбой, так что я сказала ему:
— У нас всё останется серьёзно, если ты перестанешь мной командовать.
Он улыбнулся, потом легко поцеловал меня и сказал:
— Нам ничто не помешает, Феб. Больше никогда.
Он сжал ладонь на моей шее, и его улыбка изменилась, превратившись во что-то другое, исчезло напряжённое выражение лица.
— Мне очень нравятся эти шорты, малыш, — прошептал он.
Потом он убрал ладонь с моей шеи, приложил её к моему животу и мягко отодвинул. Затем открыл дверь и вышел, захлопнув её за собой.
— Запри дверь, Фебрари! — прокричал он снаружи.
— Тут куча народа! — прокричала я в ответ.
— Запри!
Я заперла дверь и смотрела в окно, как он подошёл к машине, сел в неё, выехал задом с подъездной дорожки и уехал. И пока я это делала, что-то заставило меня перестать «дуться».
— Серьёзно? — окликнула меня Джози. — Вилли Клэптон фигово целуется?
Я развернулась и увидела, что Джози смотрит на меня, Морри улыбается, мама наливает себе ещё кофе, папа с головой залез в холодильник, а Джесси, повернув ко мне голову, ждёт ответа.