ДМБ 84. Я служил Советскому Союзу
Шрифт:
– Залёт – это нарушение дисциплины или устава. Он влечёт за собой неминуемое наказание. Не ссыте, никто вас бить не будет, по-крайней мере у нас. Наверное, наслушались ужастиков на гражданке, – усмехнулся Игнатко, – у нас залёт лечится в основном трудотерапией и дополнительными физическими упражнениями. Причём запомните, у «погранцов» очень развита взаимовыручка. Поэтому, чаще всего залёт кого-то одного, будете отрабатывать все вместе. Вспомните это, когда задумаете сделать что-то не то. Вопросы? Вопросов нет. Тогда сейчас выбираете себе кровати, тумбочки и перекладываете в них личные вещи. Только те, о которых я сказал. У кого остались упакованные продукты длительного
Сержанты зашли в карантинный блок уже минут через десять. Мы за это время выбрали себе кровати и пытались их как-то застелить. Понаблюдав с минуту за нашими неуклюжими попытками, они собрали всех и показали, как правильно это делается. Потом сразу показали, как лучше разложить личные вещи в тумбочку. Всё доступно и наглядно, но когда начинаешь застилать и выравнивать сам, получается всё равно коряво.
– Да, духи, кто зарос, лучше побрейтесь, как с кроватями управитесь. А то пойдём в столовую, нарвётесь на кого из старших офицеров, будет жопа, – громко крикнул Игнатко.
Чувствовалось, что из этих младших сержантов, он лидер, любит покомандовать. Рубцов всё больше молчал. Он охотно показывал и сам помогал призывникам справиться с кроватями. Если к нему обращались, советовал, как лучше разложить вещи в тумбочке. Мне он больше нравился, и я попросил его оценить мою заправленную кровать.
– Пойдёт, – немного подтянув одеяло, сказал он, – у нас в казармах есть специальные дощечки, с ними лучше и быстрее получается. Ну, а здесь в карантине пока, так сойдёт. Главное, чтоб ровно было по ширине и без складок, ну и подушку хорошо взбить нужно.
Через некоторое время зазвонил телефон, установленный на тумбочке рядом с входной дверью. Естественно, трубку снял Игнатко и, выслушав невидимого собеседника, скомандовал:
– Выходим на улицу и строимся строго по росту, в одну шеренгу.
– Так, – сказал он, окинув взглядом выстроившихся призывников, – теперь посмотрите на соседей и запомните своё место.
– Первая четвёрка, – выждав минуту, продолжил Игнатко, – десять шагов вперёд, шагом марш! Вторая четвёрка встали за ними. Третья за второй.
– Вот это называется походный строй, – сказал сержант, пройдя мимо образовавшейся колонны и встав перед первой шеренгой, – снова запоминайте, своё место. Так будете строиться для передвижения по территории части. В столовую, в баню. Да хоть куда. На плацу тоже так будете стоять, если другой команды не будет. Ясно?
– Идти в строю только в ногу, – не услышав вопросов, продолжил Игнатко, – начинаем движение всегда с левой ноги, а дальше слушаем мои команды. Сейчас пойдём в баню, там вам выдадут форму и сапоги. Моемся быстро, вы не на гражданке. С левой ноги шаго-ом марш, раз-два.
– Левой… левой, раз-два, – командовал Игнатко, шагая рядом с колонной, – после бани будем тренироваться на плацу, а то, как стадо баранов идёте. Левой… левой. Если я скомандую правое плечо вперёд, значит ровненько, не мешая друг другу, поворачиваете налево. Соответственно если левое плечо вперёд, значит – направо.
Мылись быстро, не только из-за предупреждения Игнатко, а потому что в бане было достаточно прохладно. Пока учился в техникуме, я занимался лёгкой атлетикой, бегал на средние дистанции. Мы с парнями
В раздевалке было ещё прохладнее, чем в бане. Окончательно замёрзший боец, от фельдшера ковылял в другой угол, где Игнатко и Рубцов помогали пожилому прапорщику выдавать форму. Ну, пожилым он мне показался тогда, в мои восемнадцать. Сейчас я думаю, что тому прапору было не больше сорока. Намётанным взглядом он окидывал подошедшего призывника и командовал своим помощникам:
– Сорок восьмой, третий рост. Фура – пятьдесят восьмой.
– Размер ноги, боец, – спрашивал он у переминавшегося на кафельном полу и прикрывающего рукой своё хозяйство призывника.
Услышав ответ, прапорщик выставлял на стол пару сапог, сверху клал портянки. Сержанты тем временем подбирали хэбэшку – это летняя повседневная форма и кальсоны. Все работали слаженно и оперативно. Часть призывников уже оделись и сидя на лавке, усердно мотали портянки. Большинство это делали впервые в жизни, поэтому получалось не очень. Я, получив повестку, прошёл дома небольшой вводный курс. Отец в своё время отслужил восемь лет, с 1943 по 1951 годы, поэтому познал эту науку в совершенстве. Ну и старший брат два года отслужил в Чехословакии. Так что, вспомнив науку, я довольно прилично справился со своими портянками. Когда все призывники оделись, прапорщик, окинув нас взглядом, спросил:
– Ну что бойцы, у всех с формой всё в порядке? Кто хочет отправить домой свою гражданскую одежду?
– А что так можно? – спросил кто-то из парней.
– Можно Машку за ляжку и козу на возу, а в армии – разрешается. Запомните это сразу и на весь срок службы. Призывникам разрешается отправить свою гражданскую одёжку домой, по почте. Для этого я всем желающим выдам упаковочные мешки и нитки с иголкой. Вы укладываете в них свою гражданку, зашиваете и подписываете домашний адрес. Есть желающие? – прапорщик выждал немного и продолжил:
– Значит, нет. Ладно, сапоги никому не жмут, не хлябают? Смотрите ноги для солдата это главное, сотрёте – гнить начнёт. А здесь климат такой, что болячки долго заживают. Даже мелкая ссадина может загнить, влажность большая.
– Правый сапог снять! – вновь не дождавшись ответа, скомандовал он и пошёл между стоящих в одном сапоге призывников.
– Годится, херня, на троечку, – оценивал он, как намотаны портянки, перемещаясь от бойца к бойцу, – полная жопа. Короче, надо тренироваться. Только единицы боле менее смогли портянки намотать, да и то не факт, что надолго. А если вас сейчас в сопки погнать? Марш бросок, километров на десять? Никто не добежит. А после всех в лазарет. Рубцов, ну ка покажи молодым как нужно качественно портянки наматывать. Только медленно, чтобы они смогли запомнить.