DmC: Рожденные свободными
Шрифт:
Кэт тем временем включила дворники, тихо чертыхаясь на налипший на лобовое стекло снег. Дороги практически не было видно, и девушка щурила глаза, пытаясь вглядеться в пространство перед собой. Поэтому она не сразу обнаружила ухмыляющегося Данте, с неподдельным интересом наблюдающего за Кэт.
— У тебя забавное лицо, — негромко сказал он.
Девушка вздрогнула и нажала на тормоз. Трейлер резко встал, и вдалеке раздалась ругань Бруно.
— Ты… ты совсем охренел что ли?! — воскликнула Кэт, обернувшись к Данте. Ее лицо прямо-таки
Она хотела прямо сейчас превратить Данте во что-нибудь… да хотя бы в кусок пластика, лишь бы он молчал и не отвлекал ее. Но его хитрая беззаботная ухмылка, как всегда, заставила Кэт опустить руки. Этот засранец умел очаровывать девушек, и, несмотря на столь бурную и далеко не идеальную жизнь, пользовался своим талантом очень умело.
— Я тебе подарок принес, — в знак примирения Данте помахал перед носом Кэт плиткой шоколада.
Она моргнула, не сразу поняв, что ей пытаются всучить, но потом улыбнулась:
— Очень мило. В городе взял?
— Ага. — Шоколад отправился на приборную доску, а Данте устроился на пассажирском сиденье: — Выглядишь неважно. Лучше перекуси, пока время есть.
— А ты? — Кэт с сомнением покосилась на предложенный гостинец.
Вместо ответа Данте неопределенно пожал плечами, снова уставившись в окно. Девушка сбавила скорость и одной рукой взяла плитку, сломав ее пополам. Обертка порвалась, и Кэт вытащила мятый и расплывшийся кубик шоколада.
— Спасибо, — сказала она. Ответа не последовало.
Кэт медленно разжевала первый кусочек, подумав, что никогда раньше не ела ничего вкуснее. Она потянулась за остальным, но рука Данте опередила ее.
— Что-то я проголодался.
Он разломал плитку на несколько крупных кусков и взял себе парочку:
— Не возражаешь?
Кэт махнула рукой, и они продолжили трапезу. За окнами трейлера свистел ветер, под колесами хрустел свежевыпавший снег, и для полного счастья не хватало спокойного музыкального сопровождения от, скажем, Майка Олдфилда.
Девушка внезапно вспомнила, что на дворе уже конец ноября, а значит, до Рождества оставалось всего ничего. Печально, конечно, что человечество вынуждено встречать столь великий праздник в такой обстановке, но лично для Кэт Рождество было символом надежды на лучшее.
Она помнила, как каждое рождественское утро подкрадывалась к елке, стараясь не разбудить приемных родителей. Она искала подарок для себя, и находила игрушки, пустяковые мелочи и тому подобный хлам. И каждый раз она ощущала укол разочарования, потому как полученные подарки были явно не тем, что она хотела на самом деле. Ей хотелось семейного тепла, уюта, которое ей не могла дать ни приемная мать, ни тем более отчим-демон.
При мысли о последнем сердце Кэт сжалось. Она вновь вспомнила, как, блуждая по Лимбо, наткнулась на Вергилия и, не помня себя от страха и отчаяния, бросилась на шею совершенно незнакомому человеку, желая спрятаться от своей жизни, зарыться в какую-нибудь нору.
Вергилию надо было отдать должное — он не оттолкнул ее, не испугался незнакомой девчонки, ни с того ни с сего кинувшейся к нему в объятия. Просто молча стоял, позволив ей выплакаться,
Следующие несколько лет, проведенные в Ордене, Кэт все пыталась найти то самое чувство покоя и уюта, которое не смогла обрести в приемной семье. Их общение с Вергилием было не слишком сокровенным по вполне разумным причинам: девушка в то время была слишком замкнута, да и Вергилий не горел желанием раскрывать душу. Они контактировали только потому, что рассчитывали на взаимную поддержку в борьбе против Мундуса.
Но чем больше они общались, тем теснее становилась их связь. Они не признавались друг другу в любви или дружбе, но глубоко в душе Кэт испытывала к своему боссу искреннюю симпатию.
Поначалу она одергивала себя, считая свои чувства к Вергилию лишь глупой подростковой влюбленностью. Но потом Кэт стало ясно, как сильно она к нему привязалась за эти годы. Вергилий стал для нее не только спасителем и наставником — он стал частью ее самой.
Но, тем не менее, Кэт ощущала некоторую холодность в отношении Вергилия к ней. Поначалу она считала, что все дело в его нечеловеческой сущности, которой он явно гордился, но потом поняла — дело не только в этом.
Вергилий искренне любил своего брата, и родственные узы были для него столь же важны, как и свержение Мундуса. Кэт, готовая сражаться с демонами до последнего, была солидарна со своим боссом, но глубоко внутри сожалела о том, что так и не смогла сблизиться с ним настолько, чтобы в полной мере ощущать безопасность, доверие и тепло.
Но сейчас, медленно разжевывая полурастаявший шоколад и осторожно ведя машину посреди бури, Кэт осознала, что наконец нашла то, что так долго искала. Несмотря на напряженный день и нервную дрожь в пальцах, она чувствовала себя абсолютно умиротворенной. Оставалось только выключить мотор и задремать, по-детски поджав ноги.
Она бросила быстрый взгляд в сторону Данте. Тот будто дремал, прислонившись щекой к оконному стеклу, его вновь побелевшие волосы словно сливались со снежной вакханалией за окном.
Кэт вспомнила, как внутри нее все рухнуло в тот момент, когда Данте впервые показал свою демоническую натуру и чуть не убил родного брата. Тогда ей было невероятно, неописуемо страшно — они оба стали ей настолько близки, насколько не могли бы стать ближе даже родные. И если ее привязанность к Вергилию была обусловлена довольно долгим совместным времяпровождением, то с Данте получилась другая история.
Он был довольно непосредственным, о чем Кэт знала еще задолго до личного знакомства с Данте. Она задумчиво морщила нос, когда приходилось вместе с Вергилием изучали видеозаписи камер, расположенных по всему городу и выискивали на них своего предполагаемого союзника. Ее коробил образ хамоватого, неопрятного, грубого парня, с каким-то садистским удовольствием громящего улицы во время стычек с демонами, а после этого заваливающегося в ближайший бар, чтобы как следует напиться и переспать с сомнительного вида девушками.