Дмитрий Донской. Битва за Святую Русь: трилогия
Шрифт:
Иван Федоров ехал задумчив и хмур. Встреча с Васькой возмутила его до глубины души, а остерегающие слова: "Скажи тамо…" — не выходили из головы. "Как же так? — думал он. — И сказать коли — кому? Великому князю, который весь в Витовтовой воле? Кому из бояр?"
Впереди лежала многодневная опасная дорога, сто раз мочно было и голову потерять, и уже не было покоя, и уже не было мирной родины, ибо над нею нависла доселе небывалая беда. Витовт, который, по Иванову убеждению, вместе с дочерью искусно обманывал Василия, Витовт заключил теперь ряд с Тохтамышем… О чем? И против кого? Против Темерь-Кутлуя? А что с того Витовту? Малого недоставало Ивану, чтобы постичь истину, о которой скоро заговорят и на Руси, и в Орде!
Скажем тут, что в известиях о походе Витовта в Крым много неясного. Факты порою
В 1396 году разбитый Тимуром Тохтамыш пытается утвердиться в Крыму, осаждает Кафу, но изгнан оттуда Темир-Кутлугом.
В 1397 году, 8 сентября, Витовт в битве близ Кафы разбивает войска Темир-Кутлуга и Едигея, вновь освобождая Крым для Тохтамыша. Не тогда ли уже Тохтамыш с Витовтом заключают некий союз?
Но уже в исходе зимы 1397/98 года Тохтамыш, вновь разгромленный Идигу и Темир-Кут лугом, бежит в Киев, к Витовту, и договаривается с ним ни мало ни много о дележе страны: Витовт помогает Тохтамышу вновь занять ордынский трон, а Тохтамыш уступает Витовту свой русский улус, то есть Владимирскую (Московскую) Русь! Об этом договоре с понятным возмущением сообщает русский летописец.
Витовт затем соберет войска и отправится в поход на Темир-Кутлуга, который, в свою очередь, потребует от Витовта только одного: выдачи ему своего врага, Тохтамыша.
Договор с Тохтамышем, как и попытку одним махом захватить всю Русь, зная Витовта, — это понять можно. Но столь решительная вражда с Темир-Кутлугом и Едигеем? И столь же решительная поддержка многажды битого Тохтамыша? Быть может, влюбившийся в эти изрезанные морем берега, уязвленный любовью к Крыму, как и многие до и после него, Витовт и Тохтамыша решил поддержать лишь временно, надеясь позднее захватить эти земли, как надеялся он вскоре стать полновластным хозяином Руси?
Древние хартии молчат, а море, что лижет камни у подножия Крымских гор, не дает ответа.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
"Воля народа" — слишком абстрактное понятие, чтобы быть истинным в сугубой реальности бытия.
Воля эта проявляется через представительные органы народа, то есть через избранных, составляющих иерархию власти, на вершине которой находится наследственный (что лучше) или избранный (что много хуже) руководитель, формально не подчиняющийся никому. (Князь, царь, хан, император, президент и т. п.)
Народное мнение считает обычно, что этот самый главный, являясь хозяином страны, не может стать предателем ее интересов, не догадываясь, что очень даже может! И сознательно, как наши нынешние (конца XX века) руководители, и бессознательно, от прекраснодушия и дряблости характера, как Николай II, объявленный почему-то "кровавым". И когда таковое происходит, когда верхушка, так или иначе, предает свой народ, народу очень трудно, а иногда и невозможно заявить о своем мнении. Словесных заявлений, хотя бы и коллективных, никто обычно не принимает в расчет, а восстать с оружием в руках, когда нет и оружия, и, главное, нет организации, когда все уже имеющиеся формы государственной организации охвачены коррупцией и предательством, но очень еще могут, защищая шкурные интересы свои, двинуть на тот самый народ силы полиции и армии, — восстать в таких условиях чрезвычайно трудно!
На этом, собственно, и играют все тайные организации, стремящиеся к захвату власти, будь ли то ассасины с их тайным террором, или масоны, стремящиеся подчинить себе элиту любой страны, и до псевдонародных организаций типа большевистской партии того же Ульянова-Бланка (по случайной партийной кличке — Ленина) с его идеей господства, с помощью террора, организованного меньшинства над неорганизованным большинством нации.
На этом строятся и все утверждения, что-де народ — быдло, мало что понимающее, и с его интересами считаться вовсе не стоит. Эти "вовсе не стоит" в конце концов и ввергают страны периодически в кровавый кошмар мятежей и гражданских войн, во-время которых гибнут и правые, и виноватые. (Первых, естественно, больше), а ужасы террора превышают все мыслимые пределы. После чего на пепле и головешках возводится кое-как новое здание новой (зачастую плохой) государственности… И не надо поэтизировать бандитов, даже если их
Внешне на Москве в 1398 году все было спокойно. Лето простояло доброе, в срок прошли дожди, с сенами и хлебом управились вовремя.
Феофан Грек с Данилой Черным и артелью мастеров начинали подписывать уже третий храм, создавая надобную столичному городу церковную лепоту. Воротилось посольство из Царьграда. Икону "Спас в белоризцах" торжественно поместили в церкви Благовещения.
Софья Витовтовна родила дочерь, названную Анастасией. Зимою, Федоровским постом, Софья ездила одна в Смоленск, "на погляд" к отцу с матерью, провела там две недели, привезла с собою на Москву иконы и частицу Спасовых мощей — подарок Витовта своему московскому зятю.
Но за всею этой лепотой глухо и грозно нарастало недовольство посада, купечества и бояр своим князем.
Смуты в Орде и нашествие Тимура подорвали волжскую торговлю. Затяжная война с Новым Городом, окончившаяся поражением Москвы, отнюдь не прибавила популярности молодому великому князю. Сдача Смоленска Витовту и участие в том Василия Дмитрича, по сути благословившего литовский захват, как и погром Рязани, в котором, опять же, был впрямую виноват великий князь Василий, уже почти переполнили чашу терпения горожан. В торговых рядах открыто поговаривали о том, что Софья — колдовка, что она вадит Василия Митрича, понуждая на зло, и что покойный Митрий Иваныч ни за что бы не позволил Литве приблизить к самым рубежам Московии. Но как поется в песне: "И та беда не беда, лишь бы больше вперед не была!" Осенью грянул гром. К Нижнему подошел князь Семен с татарскою тысячью царевича Ентяка, взял и разгромил город.
(Ответный поход на булгар, Казань, Жукотин и Кременчуг возглавил брат великого князя, Юрий, тотчас ставший героем на Москве. А его последовавшая вскоре женитьба на дочери изгнанного смоленского князя, Юрия Святославича, была всеми согласно воспринята как прилюдное осуждение Васильевой политики дружбы с Литвой. Не с тех ли еще пор явилась ненависть Софьи к Юрию и его сыновьям, вылившаяся три десятилетия спустя в кровавую резню Шемячичей с Василием Темным?)
Нижний был взят двадцать пятого октября. Об этой беде, прознавши переже прочих, толковали ныне на семейном съезде Акинфичей в тереме Александра Андреевича Остея.
Остеиха в этот день сбилась с ног. В свои пятьдесят изрядно заматеревшая (по крутым-то лестницам бегать ныне и задышливо стало!), вставшая до света, раньше слуг и холопок, не первый ли раз присела на лавку с утра! Ноги уже не держали. Разглаживая обиходный домашний сарафан на тяжелых бедрах, вздыхая во всю грудь, думала: что еще надобно содеять до гостей? Пирог, ставленный с ночи, вот-вот доспеет, мясную уху и укроп варят на поварне, столовые сосуды — оловянники и братины, ковши, уксусницы, перечницы, рассольницы, солоницы, ставцы, блюда, тарели, ложки, ножи, достаканы и кубки — вычищены, сверкают медью и серебром. Выглаженные браные скатерти, фатки и утиральники — было бы чем вытирать руки гостям — прислуга сейчас будет расстилать и раскладывать в столовой повалуше. Кулебяки на три и на четыре угла изготовлены с вечера. Целого кабана, что ныне подадут на стол, сейчас поворачивают на вертеле перед огнем на заднем дворе, пова-ры бают, что как раз доспеет к наезду гостей. Горницы выметены и вымыты с вечера, столы и лавки отскоблены, проверяла сама! Сейчас по лавкам расстилают ковры. В бертьянице разливают по сосудам уксус, огуречный и лимонный рассолы, сливовую приправу и горчицу. Студень, икра и капуста, моченая брусница и тертая редька с медом — все очищено и раскладено по блюдам, до столов. Бочку фряжского открывали при ней. Боярыня сама приложилась: испробовать, не прокисло ли? Вино было доброе, разом горячо ударило в голову. Жонкам пить грех, да уж в ее-то годы и пригубить мочно!