Дмитрий Кантемир
Шрифт:
– Когда начнется война с русскими, – говорил Раис-эфенди, – они сразу двинутся на тебя, хан. На тебя и на Маврокордата. Можешь ты на него положиться?
Услышав имя Маврокордата, хан презрительно поморщился.
– Раис-эфенди! – сказал он. – Если бы Порта не рождала столь мудрых мужей, как ты, она бы давно уже стала добычей шакалов! – И, пришпорив белоногого скакуна, ускакал вперед.
Всадники поспешно освобождали дорогу Крымскому хану, сворачивая на обочину, под ветви смоковниц.
– Мы
– Почему, хан? – спросил муфтий, стряхивая дремоту.
– Вчера в диване мы полдня толковали о подковах…
– Толковали, хан. Неподкованный конь – не конь.
– И еще полдня – о гвоздях…
– Да, хан, и о гвоздях. Подкова без гвоздей – не подкова.
Тонкий, тягучий голос муфтия, его безбородое лицо раздражали хана.
– А я хочу говорить, муфтий, – сказал он нетерпеливо, – о том, о чем вчера в диване не говорилось. Я хочу говорить о…
– О том, что говорится или не говорится в диване, – прервал его муфтий, – громко не говорят. Наклонись ко мне и скажи на ухо.
Девлет-Гирей придержал норовистого коня, гневно взглянул на муфтия сверху вниз и, согнув свой мощный стан, зашептал что-то в ухо, выглядывающее из-под тюрбана.
Выслушав, муфтий кинулся догонять везиря. Приблизившись к нему, он приподнялся в седле – везирь был намного выше его.
– Без гвоздей подкова – не подкова, – зашептал он.
– Да, муфтий.
– Без подковы конь – не конь…
– Короче, муфтий…
Вдруг скакун султана перешел в галоп. Везирь пришпорил коня. Сбившись поплотнее, всадники свиты поспешили за султаном.
Дорога выбежала из инжирной рощи. Какое-то время она петляла между зубчатых скал и наконец выбралась на крутой берег Босфора. Здесь султан остановился.
– Высочайший, справедливейший и милостивейший, – приблизился к нему везирь. – Дозволь нарушить твой покой тягостными заботами о предстоящей войне…
– Заботы об этой войне слишком важны, чтобы быть нам в тягость. Говори.
– Вчера в диване мы все обсудили, о высочайший. Но об одном забыли – о Молдавии, где произойдут сражения, и о молдавском господаре Маврокордате…
– Если султан забыл о нем, значит, он человек ничтожный, – заметил Ахмет III. – Продолжай…
В это время подъехали муфтий с ханом, за ними – остальные сановники.
– Здесь слишком много ушей, – прошептал везирь.
– Скажи им, что султан хочет остаться наедине с заходящим солнцем.
– Султан желает, – прокричал везирь, – остаться с заходящим светилом наедине!
– Султан желает… – повторил муфтий.
– …остаться с заходящим светилом… – эхом прокатилось по кавалькаде.
– …наедине, – подхватил Кантемир. Он ехал в самом хвосте кавалькады.
Алый
– Кого же на место Маврокордата?
– Об этом я еще должен подумать…
– Если бы ты еще не подумал, не обратился бы ко мне.
– Бывшего заложника от Молдавии, сына Константина Кантемира.
– Константина Кантемира? Это какого же? А-а! – вспомнил султан. – Того, что в бою под Каминицей вырвал у поляков гарем предшественника моего Мухаммеда Четвертого? Да, это был храбрый воин. И верный нам господарь. Умом он, правда, не блистал.
– Сын его человек умный.
– Умный человек на молдавском престоле был бы сейчас весьма кстати, – задумчиво произнес султан. – А деньги у него есть?
– Нет, – ответил везирь. – Но если станет господарем – будут.
– Дети?
– Две дочери и четыре сына.
– Старший сын останется заложником.
3
Под блеклым осенним солнцем сверкнул Дунай, и всадники господарской свиты испустили мощный радостный клич. Зазвенели трубы. Между двумя турецкими бунчуками поднялось молдавское знамя.
Услышав зов трубы, Кантемир, ехавший верхом рядом с каретой, отодвинул занавеску:
– Доброе утро, госпожа моя! Доброе утро, дети! Приехали!
Касандра открыла большие глаза, и лицо ее, похожее на лик богородицы византийского письма, просветлело.
– Доброе утро, господин мой!
Дети спали. Все, кроме старшего сына.
– Доброе утро, отец, – сказал мальчик. Голос его дрогнул, губы искривились.
Кантемир яростно пришпорил коня и поскакал к реке.
Он мчался мимо слуг, мимо капуши-баши – сановника, облеченного властью возводить на престол и низлагать господарей молдавских, мимо чиновников и стражников, сопровождавших капуши-баши. Остались позади трубачи и барабанщики, бунчуки и турецкие знамена с полумесяцем и молдавское знамя в руках знаменосца капитана Дана Декусарэ.
Все ближе Дунай. Там, за Дунаем, – Молдавия.
Господарь окинул родную землю взглядом, полным любви и нетерпения. Оглянулся. Его свита следовала за ним.
А когда снова посмотрел вперед, реки уже не увидел. Там клубилась густая туча пыли. Она становилась все выше, все плотнее, все ближе, и все явственнее слышался топот копыт. Прямо на Кантемира летел табун, стремительно приближаясь. Конь под Кантемиром, испугавшись, взвился на дыбы и чуть не сбросил седока. Потом потянулись стада коров и быков. За ними – арбы, груженные солью, телеги с зерном и бочками и, наконец, повозки, на которых сидели плачущие девушки, угоняемые в неволю.