Дмитрий Русский
Шрифт:
Митяй ещё несколько минут шёл по трассе, потом — вдруг — очутился в центре своей комнаты. Он опустился на кровать, и, не раздеваясь, уснул.
Утром первым делом Митяй подошёл к столу. Листок со схемой исчез. Но ведь он точно помнил, что оставил его здесь! Кому нужны эти почеркушки? И зачем написал имена? Почему не буквы? Да, неосторожно… Мог бы, как всегда, рисовать на бумаге то, что не укладывалось в голове, но постепенно прояснялось потом… Надо вспомнить, кто там назван? Кажется, все. И
До сих пор Митяй так и не видел хозяйку дома и мать «семейства» — Ирину. Георгий ездил к ней в больницу только по выходным. Однажды брал с собой близнецов и Ваню. Чаще не получалось, билеты на автобус опять подорожали. Говорили, что она пошла на поправку и скоро вернётся. Митяй хотел увидеть эту женщину. Как она рискнула собрать в своём доме всех этих детей? Или от неё, как и от Георгия, ничего не зависело? Они — обыкновенные люди. Перенесли собственное горе — потеряли единственного сына — и решили облегчить жизнь другим, обездоленным? И здесь оказались именно те, кто незримо связаны между собой? Чем?
Сейчас его больше всего волновали близнецы. Смутно догадывался, что записи могли взять только Эти. С какой целью? Для чего?
Митяй помнил, что на схеме нарисована целая гроздь кружков, которые касались Этих: случайно обронённое слово, странные выходки, необъяснимые поступки… Мучило тягостное ощущение, что с ними связана какая-то страшная загадка.
Он пошёл к Ивану и застал его, как всегда, с книжкой в руках. Интересно, что читает маленький гений? Не успел подумать, как Ваня повернул книгу обложкой к нему: «Сказки народов мира». Ну да, когда знаешь обо всём на свете, остается сказки читать… Но, в конце-концов, Ваня — десятилетний мальчишка, и это нельзя сбрасывать со счетов.
Присел рядом. И тут Митяй понял, что даже не переоделся: на рубашке — следы крови. Иван смотрел вопросительно, но молчал. Да, в выдержке пацану не откажешь…
— Иван, что ты о себе помнишь?
— Многое… Не помню только, как родился. Помню Валерию Петровну. Я думал, что она — мама, но теперь понимаю, что она, наверное, моя бабушка.
— Вань, она такая полная, с седыми волосами и короткой стрижкой. А на правой щеке — тёмная родинка?
— Да. А ты откуда знаешь?
— Потом скажу. А отца?
— Пётр Семенович. Почему-то они так друг друга звали — по имени и отчеству.
— Высокий, худой, в очках и тоже седой?
— Точно. Они часто в белых халатах ходили. Может быть, врачи? Хотя…нет. Ученые, скорее всего.
— А что с ними случилось?
— Не знаю. Они меня очень любили. С бабушкой мы всегда играли, почти целыми днями. В последний раз, когда видел их, она сказала, что будем играть в новую игру. И мы поднялись на крышу. Она привязала меня к собаке, а та выпрыгнула в окно.
— А потом?
— Я уснул. Проснулся, когда меня несли на руках в огромную машину. А после — уже ничего хорошего…
— А всё-таки?
– Мне исполнилось два года, когда я точно понял, что не такой как другие дети. Почему-то я знал всё: историю, химию, физику. Но тогда со мной ещё не догадывались говорить об этом. Так, глупости всякие требовали: читать — по слогам, считать — на каких-то палочках. Всё началось позднее. Меня, конечно, забрали из обычного детдома и бесконечно изучали. Я ж говорю — подопытный кролик.
— Но как ты оказался здесь?
— Пришло однажды в голову, что никто ни разу даже не попытался со мной играть. Одни вопросы и вопросы. И я представил, что так будет всю жизнь… И замолчал.
— Как замолчал?
— Просто. Перестал говорить и всё.
— И сколько ты молчал?
— Почти три года. Бились со мной, пытались что-то делать. А потом махнули рукой и отправили сюда.
— А здесь ты заговорил?
— Не сразу. Месяца через два. С Линой…
— И решил стать — как все?
— Да, как все. Так лучше. Пусть меня оставят в покое.
— Но… ведь так тяжело?
— Уже нет. Я научился приспосабливаться. Только вот без компа плохо. Главное — я причины не знал. Что происходит? Откуда это лицо? Мистика какая-то…
Иван помолчал, потом спросил:
— А ты что мне скажешь?
— Что ты хочешь знать?
— О родителях. Где они? Я искал везде, в Инете. Никаких следов. И я решил, что попал сюда из параллельного мира. Сбой системы…или — ошибка в расчётах.
— Ваня, твои родители погибли. Тебя успели спасти, а сами… Но это — твой мир.
Конечно, Митяй не мог сказать, что настоящих родителей у Вани не было никогда. Что тот — научное открытие, продукт долгой и успешной работы многих людей. Кажется, так это должно называться: продукт… результат. Но рядом с ним сидел такой живой и несчастный мальчишка. Молчать три года… А он бы смог?
Ваня прикоснулся к рубахе.
— А это…оттуда?
— Да. Собака тоже погибла.
— Я помню её. Большая и лохматая. Вроде, овчарка?
— Да. Умная. Её звали Мальчик.
— Это ведь она меня спасла?
Ваня встал, начал ходить по комнате, а потом остановился перед Митяем:
— Дима, сними эту рубашку. Оставь её мне.
— Зачем?
— Понимаешь, на ней — кровь и шерсть. Когда-нибудь…
Он замолчал, но Митяй догадался, о чём думает Иван. Наверное, у него это получится. Когда-нибудь…
— Вань, а теперь твоя помощь нужна. Ты говоришь, что родителей искал. Значит, если понадобится найти какую-то информацию, сможешь?