Днем и ночью хорошая погода (сборник)
Шрифт:
С первого же выстрела — бах! Он больше не желает рисковать. Стрелять он будет, разумеется, первым, поскольку он — оскорбленная сторона. Хочешь, я съезжу после всего поговорить с твоей семьей?
Фридрих:После чего?
Венцеслав: Ну, после… после дуэли…
Фридрих:Ты хочешь сказать, после моей смерти? Нет, ты что, и правда сошел с ума? Ты что, решил, будто я собираюсь умереть из-за этой Адели или из-за кого там еще? Я? Да никогда! Не хочу я умирать ни на войне, ни под какими-то там знаменами,
Венцеслав (в изумлении): Как это ты ни за что не хочешь умирать? Что это значит? А если нашему полку пришлось бы сражаться?
Фридрих:Я сдался бы.
Венцеслав: А если кто-нибудь стал бы целовать твою жену?
Фридрих:Я отвел бы взгляд.
Венцеслав: А если бы тебя оскорбили?
Фридрих:Я бы не услышал или сам извинился бы.
Венцеслав молчит, потрясенный.
Ну да! Ну да! В этом еще одно мое отличие от тебя и от остальных весельчаков нашего полка. Я не только простоват, но еще и трусоват. Я трус, настоящий трус! Сам подумай, Венцеслав! Вспомни: сколько ты меня знаешь, видел ты меня хоть раз на скачках? У меня всегда спокойные лошади, учтивые манеры и средненькие любовницы. Вот такой я, Фридрих фон Комбург. Я люблю жизнь. И я боюсь смерти, боюсь умереть, боюсь быть раненным, боюсь, что мне будет больно. И еще я боюсь, что у меня отнимут этот малюсенький кусочек времени, который мне дано провести здесь, на земле. Моя жизнь — это все, что у меня есть, и я дорожу ею, держусь за нее изо всех сил, и так было всегда, представь себе. Еще совсем маленьким я уже был трусишкой. О-хо-хо! Как трудно трусу скрывать, что он — трус. Особенно если он здоров и не слишком хитер! О-хо-хо! Мне пришлось немало потрудиться, изобретая оправдания собственной трусости!
Венцеслав (оторопело): А ведь и точно, все, что ты говоришь, — правда. Ни одной дуэли, ни одной драки, ни сломанной руки — ничего! Невероятно! Ты, Фридрих, трус? А я-то всегда считал, что ты слишком простодушен, чтобы проявлять воинственность! А твои родители? Что они думают обо всем этом? Твой отец?
Фридрих:Да они ничего не знают! Мне не хватило смелости, чтобы признаться им в ее отсутствии! Шутишь! Тут надо было бы быть настоящим смельчаком!
Венцеслав: Ты совсем сбил меня с толку. Ты что, смеешься? Не может быть… Слушай, а если я тебя ударю? Ты что, никак не ответишь?
Фридрих:Нет. Попробуй!
Венцеслав (недоверчиво): Можно?
Фридрих (подставляя щеку): Давай!
Венцеслав замахивается, потом опускает руку.
Ну давай же! Не стесняйся!
Венцеслав: Нет… Я… я не… Мне
Фридрих (побледнев): Что же делать? Бежать?
Венцеслав: Бежать? Куда? Ты же будешь обесчещен! А значит, лишишься наследства! Куда тебе тогда деваться? На что жить? Ты знаешь, что это такое, когда нет денег? А всеобщее презрение? А одиночество?
Фридрих:Ты прав. Это ужасно: бесчестье, разорение, нет, я не смогу! Это слишком тяжело!.. Господи, но неужели никто не может помешать этому человеку убить меня? Совсем никто? Подумай!
Венцеслав: Повлиять на барона? Нет! Свою жену он ни во что не ставит, любовницы у него нет, вернее, их у него целых три, и он путает часы свиданий с ними, будто цветы в вазе. Кажется, у него где-то есть сестра… Да-да-да. У него есть сестра, которую он, кажется, очень любит. В Баден-Бадене, старая дева. Она живет в деревне, только в деревне, в окружении одних лошадей. Говорят, ее только и видят, когда она вскакивает в седло или соскакивает с него! Незамужняя и одинокая. Боюсь, она совсем не в твоем вкусе!
Фридрих:Она не замужем? Ты уверен?
Венцеслав: Она с десяток раз была помолвлена. Она же богачка, бог мой! И все эти женихи, охотники за приданым, получили отставку, только это, естественно, между нами. Она всех их нашла недостаточно мужественными!
Фридрих:Ну, в некотором отношении мужественности мне не занимать, ты же знаешь. Вся моя храбрость сосредоточена в одном месте — между ног. Только вот воображение у меня слишком сильное, а сердце слабое…
Венцеслав: Знаю. Благодаря этому ты нас всех и обставил! Разве могли мы представить себе, что ты способен утомить целый бордель и при этом спасовать перед дулом ружья? А что до этой женщины, то ей нужны рыцари, всадники, крестоносцы, кто там еще?
Фридрих:Как ее имя?
Венцеслав: Ее зовут Анаэ фон Бельдт, княгиня фон Вайбург. Десять тысяч гектаров земли в Силезии, тысяча в Пруссии, сто в Вене! Нет, ну скажи, как ты себя представляешь в роли помещика-землевладельца? Ты не пожалеешь, бедный мой? Только представь себе?
Фридрих стоит, упершись лбом в стекло. За шторами занимается заря.
Фридрих:Чего мне никак не представить себе, Венцеслав, так это вот этого солнца, которое будет сверкать над землей, когда меня на ней не будет! Не представить себе всех этих женщин, все эти постели, эти зимние, летние дни, каштаны, кроличье рагу, прохладное белое вино, мои сигары, моих собак, мои шелковые рубашки, моего вороного коня, друзей и все это — без меня!.. Ах нет! Это столь несправедливо, что так и хочется выброситься из окна! Скажи, мы на каком этаже? На втором?