Днем с огнем
Шрифт:
Дорога вперед отлично просматривается, а трава на лугу не столь высока, чтобы скрыть ребенка. За ветками возле кладбища — запросто, но я его уже прошел, а Яра выскочила слева. Я чего напрягся: прошлый раз, когда я был вежлив с малявкой похожего возраста, вылился в неприятности — в наипрямейшем смысле.
— Никому-не-говори, — затараторила мелкая так, что слова сливались в одну кучу. — Нельзя-на-холм-я-собирала-грибы. Трюфели. Розовые. Вот!
Мне предъявили раскрытый пакет с грибами. Действительно трюфели, как по мне — чуток страшненькие на вид, мерзенькие для обоняния, но весьма интересные
Я покрутил шеей в поисках, собственно, холма. И обнаружил некую неровную возвышенность, частично прикрытую иван-чаем и неизвестным мне кустом. На возвышении росла кривенькая сосенка и что-то лиственное. Лезть и ощупывать я не стал, но, как мне показалось, под слоем земли были камни. Или один большой неровный каменюка. И веяло от холмика… Скорее, как от кладбища, чем как от луга, на который он взгромоздился.
— Он-не-холм-он… — девочка закрыла рот ладошкой. — Нельзя.
— Нельзя, так нельзя, — не стал допытываться я: мне-то проще, если любопытство захлестнет, подойти в другой день да глянуть через огонек на этот трюфельный холм. — До деревни проводишь?
Подразумевалось, что это я шебутную балаболку провожу, но пусть она думает иначе.
Щебечущее обо всем и ни о чем создание довело меня до деревенского исполина: дуба, возраст которого явно за сотню лет перевалил. Тут болтушку отловила женщина с усталым лицом и такими же, как у Яры, соломенными волосами. Мелкую уволокли, ухватив за косицы, не слушая возражений и даже не взглянув в мою сторону. Проводницу я потерял, но выдохнул с облегчением, оценив покой и прохладу раскидистой тени огромного дерева.
Снова заворочался рюкзак, а чуть погодя и голос подал.
— Дуб с омелой! Да запах налитых колосьев! Мало люда, просторы широки… Аспидов в травах не чую совсем. Андрей, я пенял тебе за время в пути? Был не прав! Опамятовался. А к тому жальнику под муравчатыми камнями не ходи, не надо.
— Жальник? — обозначил я совсем незнакомое слово; аспидами па звал чиновников всех мастей, а про травушку-муравушку и в сказках есть, и в песнях.
— Прах там, — приглушенно отозвался овинник. — Захоронение, коему не один век. Дуб сей куда моложе будет.
— Понял, — передышка закончилась, я собрался топать дальше. — Не полезу, не больно-то и хотелось.
Пусть трюфельную делянку и дальше окучивает Яра. Тем более, грибы готовить я не умею.
До Журавлева Конца я добрался, осталось перейти через речку Вейнку. Мостик на ту сторону периодически сносит по весне и после продолжительных ливней, тогда через поток приходится перебираться по подрубленным деревьям, пока мост не отловят и не вернут на место после паводков. Это нам рассказали местные в прошлый приезд. Оттуда же я знал и то, что прежде тут было две деревни: собственно, Журавлев Конец на ближней стороне реки и деревушка Новая по дальней, за переправой.
Я говорил, что наша дачка стоит практически на отшибе, так тут вся бывшая Новая — на отшибе. Мне повезло: мостик
Внутри я расчихался: пыль буквально клубилась в солнечных лучах. Выпустил из рюкзака Кошара, тот зафырчал и поскакал, аки коник, к печи. А я пошел пробки вкручивать: для безопасности дом был обесточен в отсутствие жильцов. Еще мне предстояло натаскать воды. Из общего колодца — в рукомойник да для прочих нужд. Водопровода в деревеньке не имелось. Питьевую — из ключика, что в изобилии бьют возле берега, но каждое хозяйство берет воду из своего. С речки — в летний душ, может, успеет до заката хоть немного прогреться. Внизу, возле Вейнки, стоит бревенчатая банька, но ее я топить в день приезда не возьмусь. Позже видно будет, а пока обойдусь летним душем.
Особое деревенское удовольствие — посещение уголка задумчивости с дыркой под крышкой. Среди важных покупок перед выездом значилась и мягонькая туалетная бумага, чтобы хоть как-то смягчить этот непростой для городского меня момент. А то мы уже раз приехали неподготовленными: оказалось, деревенские на эти цели расходуют печатную прессу, а в единственном магазине в пешей доступности, что в селе Вейно (это с полчаса ходу быстрым шагом), нужные рулончики не всегда имеются в наличии.
Я помахал веником в сенях и комнате, совмещенной с кухней, натаскал дров и воды. На словах просто и быстро, а на деле спуск к речке довольно крут. Метров двадцать сильного уклона по узенькой тропке, выложенной камнями на самых затруднительных для подъема и спуска участках. И все это с пятнадцатилитровыми ведрами, в три ходки. Под щебетание и стук дятла по высоченной сосне на краю склона.
Перед тем, как ту воду начать набирать, я разложил на мостки немудреный набор подарочков воднику: хлеб, табак, гребень да гребешки. Восхитился искренне, вслух, веселой журчащей речушкой. Дружно снующими в блестящих водных струях мальками. Вода в Вейнке холодная, даже в середине лета — дело в ключах. В принципе, воду из нее можно пить, но в реку и вода после мытья сливается (все деревенские бани вдоль реки стоят, по обе стороны), и белье в ней полощут. А вода из прибрежных ключей, ледяная — аж зубы сводит — куда как вкуснее.
К третьей ходке с ведрами мостки были пусты, что я счел добрым знаком. Мне почему-то казалось, что у такой бойкой речушки и водный хозяин должен быть с легким, незлобивым нравом. Пока я занимался физическим трудом, Кошар, бурча и фырча, периодически выкатывался мне под ноги, но внятного ничего не сообщал. Я не лез в его своеобразную инспекцию: закончит — сам все скажет. Связываться с газовым баллоном, чтобы включить плиту, я поостерегся, обошелся электрической плиткой для разогрева воды. С собой у меня были крупы и консервы, но в первый вечер я решил обойтись чаем с бутербродами и печеньем.