Дневник (1887-1910)

Ренар Жюль

* Когда он начинает говорить, мне вспоминается лошадь, бьющая оземь копытом, - с места она не двигается, зато удали хоть отбавляй.

* Вы гораздо талантливее меня, но зато я гораздо лучше, чем вы, чувствую, что следует и чего не следует делать.

* Сколько раз я замечал, что стоит кому-нибудь сказать: "Я ведь, в сущности, только делец", - как его немедленно облапошит тот, кто заявляет: "Я-то в делах ровно ничего не смыслю".

18 декабря. ...Птичка исчезает в зарослях, как ярко раскрашенная конфета в мохнатых устах бородача.

19 декабря.

Одноактная пьеса. На склоне лет он делает ей признание. Как-то очень давно молодая женщина, хотевшая иметь ребенка, бросилась ему на шею. Он обладал ею: "На твоей же постели, мамочка". Никогда он ей об этом не рассказывал. Он дал жене славу, богатство, счастье, но облачко, пришедшее неизвестно откуда, упорно держалось на горизонте. Наконец он решил признаться во всем жене.

– Ты на меня сердишься?

– Нет, не сержусь, - говорит она, - потому что я тоже...

И она рассказывает мужу выдуманное любовное приключение. Теперь наступает его очередь мучиться.

– Я солгала, - говорит она.
– Это неправда. Мне просто хотелось, чтобы ты понял, как ты мне сделал больно. Я просто решила немножко тебе отомстить, и побыстрее. Теперь все кончено. Давай посмеемся.

Но они глубокие старики; вместо смеха у них получается жалкое подобие улыбки.

* Лежа на спине, мы намечаем себе два облачка и стараемся угадать, чье придет первым.

22 декабря. Вовсе я не желаю знать множество вещей: я хочу знать только те, что люблю.

* Туча, с которой скатываются струйки, как с морды пьющего воду быка...

* - А вот эти коротенькие строчки тоже идут в счет?

– Какие?

– Ну, вот эта, например: правда?

– Да, тоже.

Крестьянин взял перо, чернильницу, похожую на банку из-под ваксы, и написал с трудом в уголке газеты детским почерком слово "правда".

– Значит, - сказал он, выпрямляясь, - напиши я только вот это слово, и я уже заработал бы пять су?

– Да, - ответил я.

Он ничего не сказал и поглядел на меня в упор. На его лице было удивление, зависть и гнев.

26 декабря. Христос теперь уже только модный литературный сюжет.

1894

3 января. Отмахиваясь от надоедливых ос:

– Да идите лучше собирать мед.

* Изобразить безобидный анархизм в мелочах. Идя на обед в светское общество, анархист отказывается надевать белый галстук, не желает говорить комплиментов девице, мило пропевшей за пианино романс, и т. д. и т. п. Прежде чем попрать существующие законы, он для начала попирает существующие обычаи. Прижать анархизм к стенке, доведя его до абсурда.

* - Вы, Ренар, - говорит Анри Сеар, - напоминаете мне господина, который больше всего озабочен тем, как бы ему не подсунули монету в десять су вместо двенадцати.

9 января. Вроде того человека, который, когда ему в ухо забрался жучок и производил там неимоверный шум, спрашивал всех подряд: "Слышите? Слышите?" - и очень удивлялся тому, что они ровно ничего не слышат.

10 января. Он отсылал обратно полученные им визитные карточки с собственноручной

надписью; "Прочтено и одобрено".

11 января. Дождь стекает по водосточным трубам с таким звуком, будто кто-то жует резину.

* Взгляды, как тепловые молнии.

* Он был человек педантичный: завтракая, он жевал правой стороной, а обедая - левой.

* Лошадь заиграла и понесла, а паровоз, испугавшись, сошел с рельсов.

* - Папа, - спрашивает Фантек, - как это часы могут ходить ночью, ведь ночью не видно?

* Почему вы так упорно стремитесь переехать в Париж? Вы будете вполне на месте в любом провинциальном борделе.

12 января. Удивительно, как это людям хочется, чтобы ими интересовались!..

* О, если бы можно было поехать в свадебное путешествие одному!

15 января. Д'Эспарбес, получив академические пальмы, раздумывал на днях с каким-то испугом ясновидца, о чем могли разговаривать в Веймаре Гете и Наполеон.

Сначала они поздоровались, а затем:

– Рад с вами познакомиться.

– И я в равной мере.

– О вас часто приходится слышать.

– В армии, как и везде, есть храбрые люди. А вы чем порадуете нас?

– Да так, готовлю тут одну штучку... в стихах, а может быть, в прозе.

И можно поручиться, что после этого они сказали друг другу:

– Буду счастлив повидать вас еще как-нибудь.

18 января. Поэт? Нет. В жизни не касался лиры.

Будь он поэтом, ему потребовалась бы не простая башня из слоновой кости, а Эйфелева.

25 января. Говорят, Баррес не переносит писаний Швоба.

– Это просто ненависть тощих к жирным, - замечает Лоррен.

* По сути дела, не следует смешивать точную, аналитическую, геометрическую, обоснованную в каждой детали фантастику Эдгара По и фантастику тех, кто подражает самым слабым сторонам его творчества, ужасам (Лоррен), - например, нагоняет на нас страх видом босых ног, торчащих из-под двери, или занавесью, раздвинутою невидимой рукой, или свежеотрубленными руками женщины, валяющимися на подножке вагона; есть еще истории (Швоб) о каких-то людях, накладывающих под покровом лондонского тумана на лицо прохожего маску из липкого вара, - они душат его, тащат за собой, а свидетели этой сцены переговариваются между собой: "Еще одного пьяного повели!" Фантастика, которая, по существу, является плодом расстроенного и обезжиренного воображения, - не имеет ничего общего с фантастикой По. Жизнь может себе позволить роскошь обойтись без логики, литература - никогда.

* - Мосье нет дома.

– Вы можете говорить мне, что его нет дома, но все же скажите ему, что я здесь и что я хочу его видеть.

26 января. Мне передавали, будто в газетах имеются специальные сотрудники, нечто вроде поваров, чья обязанность делать пакости людям талантливым, вычеркивать из их рукописей то или иное слово, вставлять новое, вымарывать фразы, перекраивать рукопись. Мне передавали, а я не верю.

21 января. Я выезжаю в свет, только когда мне приходит желание не развлекаться.