Дневник ангела-хранителя

Джесс-Кук Кэролин

Я почувствовала, как меня слегка похлопали по плечу. Обернулась и увидела Леона, своего товарища-ангела из Дома Святого Антония.

— Леон! — закричала я, обнимая его. — Как ты?

Я перевела взгляд с него на парня. А потом до меня дошло.

Это был Том из Дома Святого Антония. Том, защитник планеты Рузефог, первый ребенок, которого я оберегала в Могиле. Мальчик, который, как я смутно помнила, протянул мне невидимое оружие.

— Как поживаешь? — спрашивал Леон, но я погрузилась в свои мысли.

Том повернулся и шагнул обратно в дом, и в тяжелом пространстве между ним и Марго немедленно

открылся параллельный мир — а может быть, то было просто проекцией моих желаний, я не уверена: Марго и Том, две родственные души, переживающие свои фантазии, имеющие множество детей, проводящие вечера, обсуждая за обеденным столом Кафку.

Я завопила Марго:

— Это он, это он!Это маленький Том! Расскажи ему, кто ты! Расскажи ему про Дом Святого Антония!

Может быть, я докричалась до нее, может, нет: в любом случае Марго подняла полную книг коробку и ушла, но перед этим нацарапала свое имя и адрес внутри книги Филипа К. Дика [23] «Заявление меньшинства» и оставила ее на пороге.

23

Филип Киндред Дик (1928–1982) — американский писатель-фантаст.

Несколько дней спустя Том заскочил в книжный магазин и спросил Марго.

— Кто спрашивает? — поинтересовался Боб.

— Скажите ей, что это Том. Фанат Филипа К. Дика.

— Он никудышный писатель, старик.

— Она здесь?

— Не знаю.

Том вздохнул, вытащил из кармана куртки блокнот и записал свой номер.

— Пожалуйста, передайте ей это.

Я позаботилась о том, чтобы Боб передал. Позаботилась о том, чтобы Марго позвонила. И позаботилась о том, чтобы, когда Том пригласил ее пообедать, она согласилась.

И вот мы с Марго — обе одинаково нервничающие и обе одинаково взволнованные — дождливым вечером вторника взяли такси до «Ленокс лаундж» в Гарлеме. И мы обе воображали себе будущее: я — долгую жизнь с Томом, Марго — абсолютно то же самое. А еще я изумлялась тому, как я в конце концов все-таки все изменила. Я правила кораблем своего предназначения, ведя его к берегам и не оставляя позади ни следов, ни сожалений.

Том ждал у «Ленокс лаундж» в черном костюме и белой рубашке с расстегнутым воротником. Он сидел на ограждении, время от времени смахивая с лица дождевые капли. Я увидела стоящего рядом с ним Леона и улыбнулась.

— Стой! — заметив Тома, завопила Марго таксисту так встревоженно, что тот ударил по тормозам и резко остановился посреди забитой машинами улицы.

Марго бросила ему несколько четвертаков и извинений через спинку переднего сиденья и вылезла. Я последовала за ней. Кто-то на другой стороне улицы помахал мне. Это была Нан. Я позволила Марго побежать вперед и перешла через дорогу, чтобы встретиться с Нан.

Та притянула меня к себе и крепко обняла.

— Мне нравится твой новый цвет. Синий, верно? Ты, должно быть, видишь теперь все по-другому. — Она взяла меня под руку и решительно потащила по улице.

— Совсем по-другому, — ответила я. — Так вот, что означает изменение цвета? Я имею в виду, почему мое платье меняет цвет?

— Господи,

задавай вопросы по одному, — засмеялась она. — Изменение связано с прогрессом твоего духовного путешествия. Похоже, ты достигла важной вехи. Голубой — хороший цвет.

— Но что он…

Нан остановилась и очень сурово посмотрела на меня.

— Нам нужно поговорить об этих двоих. — Она повернула голову к Марго и Тому, которые болтали и неуклюже флиртовали.

— Слушаю.

— Не слушай. Просто посмотри.

И тут же на Ленокс-авеню облака над обожравшимися мусорными урнами и прокаженными зданиями разошлись, чтобы явить мне видение.

Это был маленький мальчик, лет девяти, с грязным лицом, в одежде, напоминающей наряд уличного паренька годов 1850-х: твидовый берет, неряшливая рубашка, короткие штаны и рваная куртка. Он протягивал руки и открывал рот, как будто пел. Секундой спустя я увидела, что он на сцене. Среди сотен людей была чернокожая женщина в желтом платье, с которой мы раньше уже встречались. Теперь она была старше, с коротко остриженными волосами, глаза ее мерцали, когда она внимательно следила за представлением. И я поняла: этот мальчик — ее сын. Занавес прошуршал, и мальчик убежал за кулисы. Мужчина, в чьи руки он бросился, был Том. Его отец.

— Ты уже догадалась, почему я здесь? — спросила Нан, приподняв брови.

— Ты хочешь остановить всякие романтические отношения между Марго и Томом.

Нан покачала головой.

— Я хочу, чтобы ты поразмыслила о мозаике в целом, прежде чем будешь манипулировать ее кусочками. Ты уже знаешь, за кого выйдет замуж Марго. А теперь ты видела и результат решения, которое примет Том.

— Но он его еще не принял! И Марго тоже! — Я остановилась и сделала глубокий вдох. Я сердилась. — Послушай, я свой… Я ангел-хранитель Марго не без причины. И мне кажется, причина заключается в том, что я слишком хорошо знаю все, что она должна была сделать, и все, чего ей делать не следовало. И первое, чего не следовало делать, — это выходить замуж за Тоби.

— Почему? — пожала плечами Нан.

Я внимательно посмотрела ей в лицо. «Почему»? С чего вообще начать?

— Верь мне, — сказала я, — мы с Тоби… Мы не подходили друг другу. Мы разошлись, верно? Так какой мне смысл позволять Марго заключить брак, из которого все равно ничего не выйдет?

— И ты считаешь, что с Томом будет по-другому? — приподняла бровь Нан.

Я закрыла глаза и откинулась назад, выдыхая все свое разочарование. Это было все равно что толковать о неврологии пещерному человеку.

— Знаешь, я выяснила, что существует Песнь Душ, — сказала я наконец.

Нан мельком взглянула на меня.

— Да? И чем это тебе помогло?

— Существует нечто большее, чем Песнь Душ, верно? — Я остановилась. — Я и в самом деле могу кое-что изменять.

— Ру…

— Я могу выяснить, кто меня убил, и помешать этому. Я могу изменить результаты своей жизни…

Мы стояли у «Ленокс лаундж». Нан подняла глаза и встретилась со мной взглядом.

— Есть много-много того, что ты можешь сделать, будучи ангелом-хранителем, особенно в твоем случае. Но дело не в «я могу». «Я могу» — это человеческая концепция, мантра «эго». Ты же — ангел. То, что важно сейчас, — это Божья воля. — Она двинулась прочь.