Дневник ангела

Шебалин Роман Дмитриевич

Люди, питающиеся исключительно прелестями, меня воистину удивляют. Возведя человека на пьедестал странности, на недосягаемую для критики высоту, они - бросают его там.

– Ты нам не нужен, смертный. Сними свою мантию с трупа оборотня и покинь этот мир. Ты пришел сюда только с одной целью. Теперь, когда эта цель достигнута, ты должен уйти.

– Но я люблю Медбх, - ответил Корум, - я не оставлю ее!

– Ты любил только Ралину. Ты видишь её и в Медбх...

М.Муркок "Серебряная рука".

"Путь непонимания". Нет, не потому - что не хотят понимать, потому что пытаются

понять. Но - не надо даже и пытаться.

Помните?
– "Зорко одно лишь сердце."

"Но Авраама никто не мог понять. И в самом деле, чего он достиг? Он остался верен своей любви."

Да, Авраам остался, а что осталось Къиркегору?

Ирония?

А многих ли она спасла? Нет, не для той - для этой жизни. Сделала ли счастливым она Достоевского, Гоголя, Белого? Что, кроме "смеха сквозь слезы" могли себе позволить они? От иронии избавлялись, её вырезали, но: "волки! волки!!" - кто поверит потом? Оставалось недоумение. Масс-медиа предпочло "Ревизора" "Выбранным местам...". "Дневник обольстителя" вышел в серии "Грамматика любви". О Достоевском наговорили уже столько, что - он, плюс ещё Толстой - боги в натуре (в личные записи и того, и другого предпочитают особенно - не лезть), про Андрея Белого и говорить не приходиться, для одних - "учитель", для других - "шут".

Воистину: "голоса вопиющих в пустыне."

За всем этим помоечным ореолом мученичества и (еще бы!) гениальности как-то забываешь даже, что они были - людьми, просто - немножечко умеющими говорить. Это не мало, но это и не много. Это - в высшей степени обыкновенно.

И повторим ещё раз: ирония спасала.

И повторим ещё раз.

"Она обнимает... обнимает..."

"...Многие люди не живут, а просто медленно гибнут душевно, проживают, так сказать, самих себя, не в том смысле, что живут полною, постепенно поглощающую их силы жизнью, нет, они заживо тают, превращаются в тени, бессмертная душа как бы испаряется из них, их не пугает даже мысль о бессмертии, - они разлагаются заживо." Опять о себе? Неужели было так больно? Неужели правда: "...бессилие. Знание оказалось даром... Мидаса: все обращалось в золото..."

Чувствуя мир через себя, неизменно - убиваешь его в себе. В живом теле - заводится зверек: несчастное умирающее сердце. Оно заражает весь организм. Страшно: любовь к людям. "Ты не меня, ты мое полюби..." Любить "их" - любить то, чем они есть на самом деле. И вот - влюбленное сердце ("у которого больше нет сил") - уже ненавидящее сердце, потому что приходиться любить и их ненависть тоже.

"...Если б Свифт действительно ненавидел людей, он бы не делал это так страстно."

Мертвец внутри живого. Старик в ребенке. Ужас и - бессилие.

"И всех подобных Нерону людей можно сравнить с детьми: они именно дети по нетронутой, непроясненной мыслью непосредственности своей натуры. ...Отживший старик, в отдельных же случаях - дитя."

*

"Я похож на Люнебуpгскую свинью. Мышление - моя стpасть. Я отлично умею искать тpюфели для дpугих, сам не получая от того не малейшего удовольствия. Я подымаю носом вопpосы и пpоблемы, но все, что я могу сделать с ними -

это пеpебpосить чеpез голову."

Спасибо. Къиркегор не давал полезные рецепты, он ставил лишь диагноз себе: "Если переход от бессознательной непосредственности к сознательному просветлению чересчур замедляется - начинается меланхолия. Что ни делай после того, как не старайся забыться, работай, развлекайся... меланхолия остается."

Меланхолия уничтожается лишь знанием о причинах её. Но меланхолик как правило не знает причин своего недуга. А если и знает, - то: "предпочитает, чтоб его все считали развратником и негодяем, чем чтобы они узнали его тайну." Боится потерять свой страх - свою спасительную гавань?

"Истерия духа."

А чем же ещё являются все эти сочинения, где - вопит, выкореживаясь из понятий и формул, из любви и ненависти - в бесконечном пространстве между пустотой и осознанием этой пустоты, - больной несчастный Серен Къиркегор?

Теряя разум, заборматывая жизнь, заговаривая боль, камлая над самим собой, обвиняя и оправдывая себя, пытаясь снова и снова, снова и снова пытаясь что-то ещё объяснить, доказать, пытаясь снова и снова, и снова...

"Если б у меня была вера..."

"Он отрекся от веры, чтобы обрести знание... Но знание оказалось даром, подобным тому, которое выпросил у богов Мидас: все обращалось в золото, но все умирало или превращалось в прекрасный призрак, в тень, в подобие реальности, как обратилась для него в тень или призрак Регина Ольсен."

Так писал о нем Л.Шестов.

Да. Мидас.

Тени, призраки... карусель.

Бесконечный разговор с Региной.

Тоскливый и умный.

"Люди тают" - остается пустота. Но природа не терпит пустоты, пустота - заполняется страхом. Страх очищает. Ирония добавляет в страх то восхитительное чувство сомнения, без которого любовь - невозможна.

"Я только что пришел из общества, душою которого я был... А я... я погибал и хотел застрелиться."

Но - не застрелится, он слаб. То, что у Вертера снаружи, у Йоханнеса внутри. Боль, тоска, страх, зависть. Кавалеровщина...

"- Вы прошумели мимо меня, как ветвь, полная цветов и листьев."

Вот фраза - вполне из арсенала нашего "обольстителя". Комично, не так ли? она звучит в устах Кавалерова, циника, пошляка и - безумно влюбленного в тень, в призрак, в тень... Регины Ольсен.

Но нельзя близко подходить к тени.

Когда пропадает дистанция - пропадает ирония - пропадает уважение. Тогда - должна начаться любовь, но... чуда, как правило, не происходит.

"Но теперь все кончено, я не желаю более видеть её. Раз девушка отдалась - она потеряла всю свою силу, она всего лишилась. ...Лишь пока существует сопротивление и прекрасно любить."

*

/ноябрь 1996г., продолжение/

Когда прочитал "Дневник обольстителя" Къиркегора - усмехнулся: да, все так, иногда проще, иногда - сложнее, но как говорится: мне нравится ход ваших мыслей. По моим настоятельным рекомендациям прочла "Дневник" и кукла. Вероятно, её несколько взволновал этот текст. Однажды, едва я затеял разговор о Къиркегоре и его Йоханнесе, она (и что её так растрогало?) обиженно пробормотала: