Дневник чужой жены

Соболева Лариса Павловна

– Ну и как я с такой пачкой на люди выйду? – горевала Нина, глядя в зеркало.

– Мда… антикрасота, честное слово, – не могла не согласиться Долли. – А ты перевяжи щеку платком, мол, зуб болит.

– Не буду с платком ходить по улицам, – категорично заявила Нина. – А у меня сегодня встреча с Рыковым.

– Нин, синяк за два часа не пройдет, – «успокоила» Долли. – И за два дня не пройдет. Может, сейчас и есть средства, способные восстановить личико быстро, но все равно на это потребуется

несколько дней.

Потрясение царило и среди бабулек, едва те увидели Нину. Разумеется, бабушки умирали от любопытства, кто и за что набил ей лицо. Нина нашла убедительную отговорку: конкуренты. Машка Цеткин не преминула высказаться, что раньше-то никаких конкурентов не было, да и милиция работала лучше, а нынче… В общем, пошла обычная агитка. Затем на Нину обрушилась масса советов: следует делать примочки из бодяги, яблочного уксуса, даже из собственной мочи. Мочу посоветовала Матильда Степановна, проникшись несчастьем Нины.

– Мотька, ты совсем на старости лет сдвинулась? – отчитала ее Машка Цеткин. – Какая моча? От Нинки вонять будет за версту, а она бизнесменша.

– Уринотерапия – древнее средство от всех болезней, – возразила Матильда. – Ты же книжек не читаешь, потому из тебя прет невежество. Мочу даже пьют!

– Нет, Матильда, ну, уксус и бодяга, куда ни шло, но моча… извини! – не согласилась с ней и Любочка Алексеевна.

Нина, пожалуй, впервые в жизни спросила совета у бабулек. Все задумались, как спрятать лицо. Правда, Машка Цеткин не преминула высказаться:

– Всякое лицо достойно ходить по улицам, нечего и переживать. Скажи спасибо, что только рожу набили. Вон, других бизнесменов убивают. Как ни включишь телевизор, так и нет бизнесмена. Был человек, стал труп. Вот к чему привел ваш капитализм.

– Но я не могу с таким лицом ходить, – захныкала Нина. – Если милиция попросит права или паспорт, я не гарантирую, что они признают во мне меня.

– Я сохранила шляпку с вуалью, – вдруг робко сказала Матильда Степановна. – Если ты, Ниночка, не побрезгуешь…

– Не побрезгую, – заверила Нина.

Матильда поспешила в свою комнату, а Машка Цеткин шепнула:

– Подлизывается. Потому что мы с Любкой бойкот ей объявили. У, контра!

Матильда принесла потертую шапочку-таблетку из черного бархата с вуалью и тощими перьями сбоку. Нина схватила шапочку, ринулась в комнату, надела, на лицо спустила вуаль и недовольно произнесла:

– А более густой сеточки нету?

– Ты, Ниночка, подгримируй лицо, тщательно запудри, вот и будет незаметно, – посоветовала Матильда.

– Точно, Нинка, – подтвердила Долли. – А под вуаль очки темные надень. И платье черное напяль, будто траур носишь, оно и сойдет.

Нина согласилась: это единственный выход – обрядиться в траур,

иначе распугает народ. Смирившись с изуродованным лицом, она даже слегка повеселела.

– Ниночка, задание выполнили наполовину, – доложила Любочка Алексеевна тоном заговорщика. – Сегодня намерены посмотреть остальное. Мы отобрали фильмы.

– Потом посмотрю, – сказала Нина и засобиралась на работу.

Ехали по городу и болтали о разных разностях, а точнее – вернулись к теме кафе, клиентов, доходов и убытков. Собственно, инициатива переключиться на кафе принадлежала Долли, она и подбрасывала вопросы, на которые Нина была вынуждена отвечать. Правда, она иногда отвлекалась, мысленно припоминала эпизоды с Глебом, ругала себя последними словами за неосмотрительную доверчивость. Правильно говорят люди: предавший один раз, предаст еще. Опыт человечества Нине не пригодился, вот и влипла. Но теперь с Глебом покончено раз и навсегда, следователь пускай разбирается с их семейкой, а Нина на прощание плюнет в лицо бывшему жениху. Так обмануть!

– Нинка, ты слушаешь?

– Извини, за дорогой следила, – оправдалась она, покручивая руль.

– Я так и поняла. Знаешь, сколько денег я ухватила? – Каких?

– Из Валькиного кубка.

– Ах, да! Он (никак не хотела произносить его имя) не все забрал?

– Ну! Два рулончика в карман спрятала, а один нашла под креслом. Всего пятнадцать штук баксов.

– Фью! – присвистнула Нина. – С паршивой овцы хоть шерсти клок. Верну долг Паше Корейцу. Долька, признаюсь тебе по секрету: обидно. Этот козел обещал мне пятьдесят штук долларов. Поэтому я стала помогать…

– Нинка, не плети мне туфту. Ты согласилась помочь по другим причинам. Да ладно, это уже неважно. Надеюсь, больше не наделаешь глупостей.

Следователь Рыков уже ждал ее в кафе. Нина взглянула на часы – пять минут второго. Ничего не скажешь, пунктуальный товарищ. Она пригласила его в кабинет, спросила, не возражает ли он, если и Долли будет присутствовать. Рыков согласился, тем более что сам хотел просить об этом. Расположились на стульях вокруг стола, Долли сгоняла за кофе. Нина не сняла ни вуали, ни очков.

– Мда, досталось вам, – сказал он.

– Сильно заметно? – тронула Нина пальчиками распухшую щеку.

– Если присмотреться, – уклончиво ответил он. – Я слушаю вас.

Нина, торопясь, рассказывала все, что знала. Изредка Долли делилась своими впечатлениями или дополняла рассказ подруги, когда та упускала некоторые детали. Попутно Рыков читал дневник Валентины, задавал наводящие вопросы. Когда Нина закончила, он думал, перечитывал последние страницы, затем произнес: – Значит, кассета с убийством все же есть…