Дневник чужой жены

Соболева Лариса Павловна

На устах Нины замерзла улыбка. Какого черта он завел речь о ребенке, которого нет и быть не может? Неужели сомневается? Это просто смешно, это зачатки шизофрении. А вдруг все же сомневается? Если сомневается, то пришел выяснить, существует ли сыночек на самом деле и чей он, дабы не взваливать на себя дополнительную обузу. Кстати, а почему он так торопится соединить их судьбы? Прошло две недели после убийства в его доме, всего две недели! Заводить роман сейчас неприлично. Или он хочет, чтобы Нина с ума сошла от счастья и не сдала своего мужа органам? Значит, подозревает ее в неискренности. Ах да, он сказал, что продаст дом и купит другой, а на это

много времени понадобится. За этот срок он выяснит, что конкретно знает Нина, а там… прикончит ее! Рыков говорил, что людей окрыляет успех даже такого рода. Но почему он столько внимания уделил сыночку? Сомневается! Видимо, это сдерживающий фактор, нехорошо грохнуть мамашу своего отпрыска! Что будет после того, когда Нина выложит правду? Она выпьет кофе и упадет замертво, а ее работники попадут в подозреваемые? Или случится автомобильная катастрофа? А если сказать неправду? Будет еще хуже: подай мне ребеночка, хочу убедиться, что это мой сынок. Кстати, о сыне! Рыков просил проникнуть в их дом… Прекрасно, повод нашелся. Сыночка, правда, взять негде, впрочем, Рыков придумает, как это сделать. «Ты скользкий, как уж, – подумала Нина о Глебе. – Но ты не уж, ты ядовитый змей. Я очень много знаю, ты об этом догадываешься, поэтому приполз ко мне. Боишься, что отколю номер и пойду к следователю? Опоздал, дорогой, уже ходила. А я теперь не успокоюсь, пока ты не сядешь. Не хочу жить на вулкане».

– О чем задумалась? – тронул ее за руку Глеб.

– Говорить тебе или не говорить. Ладно, скажу. А если я не врала?

– О чем ты? – уставился он недоуменно.

– А если у меня есть сын?

– У тебя?! Нина, ты любишь эксцентрику, а я сыт ею по горло.

– Здесь нет эксцентрики. Припомни, когда мы с тобой познакомились?

– На вечере выпускников в институте, – сразу ответил он, отчего Нина пришла в замешательство. Раз он это помнит, врать бесполезно.

– А когда это было? Сколько лет назад? (Назовет точную дату, Нина скажет: извини, я просто пошутила и похихикает для убедительности.)

– Ну… точно не помню.

– Это было семь с половиной лет назад, – воодушевилась она. – А когда мы переспали, помнишь? Я скажу. Мы встречались, потом провели чудную неделю в горах, ты учил меня лазать по скалам. Затем вернулись в город, общались, я уже была беременной, но тебе не сказала. А потом помнишь, что было? Нет? Бурную же ты вел жизнь. Потом ты уехал на год. Не помню, по каким делам…

– Работал заместителем директора на заводе у друга отца, – напомнил он.

– А, ну да. В это время родился сын.

Маленькая неточность, и у Глеба вытянулось лицо, как у лошади. В тот год вечер выпускников проводили не зимой, а весной. Семь лет назад они познакомились на вечере, практически сразу уехали в горы. Полгода Нина прибавила, чего Глеб не вспомнил, но почти семилетний сын мог появиться как раз за это время.

– Нина! – по тому, как он произнес ее имя, она поняла: не поверил. – А как же ты его прятала? Где? Мы ведь с тобой еще долго встречались, расставались, жили потом целый год вместе, но ты никогда не упоминала о сыне.

– Мама так посоветовала, – понесло ее. – Мой сын до сих пор у мамы. Я скоро заберу его, на носу ведь школа.

– Какая мама?! Она бросила тебя в раннем детстве.

– Это правда, – вздохнула Нина. – Она бросила меня… а потом вернулась. Понимаешь, я тогда была зла на нее. Она вышла замуж, живет в другом городе. Приехала навестить, а у меня ребенок, институт. Да ты можешь спросить у моих бабуль (в которых

она уже не сомневалась). Они подтвердят, потому что нянчились с ним. Мама забрала ребенка к себе, у них там свежий воздух, собственный дом. Она и научила меня не говорить своему будущему избраннику о ребенке, это всегда отталкивает мужчин. И тебе не велела говорить, пока мы не поженимся. Но мы так и не поженились.

– Нина, – хмуро произнес Глеб, – по-моему, подобная душещипательная история уже была в каком-то телесериале.

– Я не смотрю сериалы, времени нет. А чего ты так разволновался, я пошутила… – Он едва заметно расслабился. От Нины не ускользнул сей факт, она окатила его следующим «ведром воды»: – Я пошутила, когда сказала твоим родителям, что собираюсь содрать с тебя алименты. Пойми, мне хотелось досадить им, ведь из-за них мы часто ссорились, подолгу не встречались. Не волнуйся, я не взвалю ребенка на твои плечи.

– Нина, я тебе не верю. Ты лжешь. Зачем?

«Чтобы спасти свою шкуру, как ты спасал свою за мой счет», – зло подумала Нина.

– А ты поверь, – сказала она угрюмо. – Я ведь поверила, что ты не убивал жену и Ленечку. Это было трудно, но я поверила. Почему ты не веришь мне?

– Потому что это невозможно.

– Невозможно было думать, что ты убил. А такие мысли посещали. Дорогой, почему у тебя такое трагическое лицо? Ребенок – это не смертельно.

– Не понимаю, зачем лгать? Я не видел у тебя ни одной фотографии сына, а они должны быть, если ты мать. Да это нереально! Нина, если ты решила удержать меня несуществующим сыном…

– Слышь, а что ты о себе возомнил? – применила тактику невоспитанной кухарки Нина. – Думаешь, я до сих пор тащусь от тебя? Ошибаешься, дружок. Пошел вон и больше не приходи. Cын жил без тебя и проживет дальше. А ты топай, ищи следующую шлюху, которая наставит тебе ветвистые рога. Чао, дорогой.

Чтобы притянуть, следует оттолкнуть. Раньше Нина не владела этим искусством, конфликты с Глебом пыталась сгладить именно она, потому что не мыслила себя без него. Но сейчас она нужна Глебу. Нина не могла дать четкого объяснения, зачем она ему нужна, просто чувствовала это кожей, нервами и всем нутром. Она решительно сгребла тетрадки и направилась в кабинет. Глеб догнал ее в коридоре, схватил за руку выше локтя. Нина огрызнулась, вырывая руку:

– Сюда посторонним вход запрещен! Отстань!

– Нина! – Глеб дернул ее на себя, обнял руками так, что не вырвешься, прижал к себе и проговорил с яростью, с какой (наверное!) убивал Валентину: – Я не собираюсь отказываться ни от тебя, ни от сына, если таковой существует. Но ты мне должна доказать, что это мой ребенок, а не чужой.

– А без доказательств? – с трудом выговорила Нина, он ведь стиснул ее до боли, нечем стало дышать. – Пусти! (Он только сжал крепче.) Я не спрашивала у тебя доказательств, когда ты пришел ко мне с убийственной новостью! Я просто поверила тебе! Не стану ничего доказывать! Убирайся!

Он прильнул к ее губам с «дикой страстью», точь-в-точь, как поступают герои в романах Долли. Ну да, это же способ усмирить строптивую Нину, влюбленную и глупую, которая млела от одного его прикосновения. И Нина действительно обмякла, но не потому, что на нее подействовал поцелуй, она всего лишь дала понять Глебу: я без ума от тебя, что бы ни говорила. После долгого поцелуя он отстранился, прошептал:

– Не упрямься, Нина. Еще не поздно все изменить. Ты согласна?

– Да, – не поднимая век, ответила она. – Но ты мне не веришь…